Любовные истории, придуманные Пушкиным. Юрий Никишов
Читать онлайн книгу.
призывы к снам всегда изображаются успешными; удивительно, что повелевать мыслями в процессе бодрствования оказывается невозможным. Вот итоговая строфа послания «К Морфею»:
Когда ж умчится ночи мгла
И ты мои покинешь очи,
О, если бы душа могла
Забыть любовь до новой ночи!
Устойчивое противопоставление снов яви (с предпочтением снов) достигает кульминации в стихотворении «Пробуждение».
Мечты, мечты,
Где ваша сладость?
Где ты, где ты,
Ночная радость?
Исчезнул он,
Веселый сон,
И одинокий
Во тьме глубокой
Я пробужден.
И получается так: поскольку сны – это все-таки реальность (духовной жизни человека), поскольку реальная жизнь лишена радостей, сны и воспоминания о них становятся достоянием и бодрствования.
Еще полна
Душа желанья
И ловит сна
Воспоминанья.
Поскольку сны воспринимаются единственным источником отрадных впечатлений, сны объявляются синонимом самой жизни:
Любовь, любовь,
Внемли моленья:
Пошли мне вновь
Свои виденья,
И поутру,
Вновь упоенный,
Пускай умру
Непробужденный.
Да, предстает фактом, что на этапе кризиса соотношение мечты и реальности смещается в сторону мечты. Но и тоскующий Пушкин не может полностью исключить императива реальности. Другой вопрос, какое эмоциональное отношение сопровождает подобное альтернативное решение. В «Стансах (Из Вольтера)» поэт сетует на утрату любви, мечтаний «первых дней» – как усладу печали «минутной младости моей»: утрата воспринимается катастрофически тяжкой.
Нам должно дважды умирать:
Проститься с сладостным мечтаньем –
Вот смерть ужасная страданьем!
Что значит после не дышать?
На сумрачном моем закате,
Среди вечерней темноты,
Так сожалел я об утрате
Обманов сладостной мечты.
Эмоциональная оценка здесь предельно экспрессивна: мечты – сладостные, прощание с ними равносильно прощанию с самой жизнью, но у Пушкина не дрогнет голос назвать зов мечты «обманами». (См. также в послании «Князю А. М. Горчакову» (1817): «Увы! нельзя мне вечным жить обманом…») Это делает выбор предрешенным: как ни тяжелы «утраты», о которых приходится «сожалеть», но жить «обманами» все же нельзя. Пушкин делает уступки столь естественным слабостям, но не перестает быть мужественным человеком.
Широкая переоценка духовных ценностей на этапе кризиса приводит к смещению их по ценностной шкале. Умозрительно они остаются ценностями, но для поэта они утрачены. Своеобразный идеал жизни, основанный на прежних ее опорах в ранней лирике, наиболее развернут в послании «Князю А. М. Горчакову»; естественно, теперь все это адресовано товарищу и начисто отсекается от личного опыта:
И нежная краса тебе дана,
И нравиться блестящий