Счастливчик гений, баловень удачи:

      Работа здесь – одна сплошная радость!

      …Он жил в те дни на царскосельской даче,

      На чуждый вкус – немыслимая сладость.

      Он рано встал, трудился у стола,

      Заказ царя – не мелочное дело.

      Ну как мутить врагам не надоело,

      Клеветникам России – нет числа!

      Красавица-жена вернулась поздно –

      Уже восток румянился алей.

      И прокатился утренник бесслезно

      По полукружьям царственных аллей.

      Камин пылал, хотя стояло лето

      (Любил он жар на африканский лад).

      И листья, как ладошки эполета,

      Шумели – шепелявый водопад.

      – Устала? – Знаешь, Пушкин, нету мочи,

      Ведь в танцах все берут с меня пример.

      Хоть сделали бы ночи покороче…

      – Как царь? – Он душка, истый кавалер.

      – Пойдем пройдемся, покажу местечки,

      Где лицеисты шастали гурьбой;

      Там у пруда – забытые дощечки,

      Хранящие предутренний покой…

      – Устала я, мой Пушкин, нету силы,

      Дозволь хотя бы дух перевести.

      Прогулки в этот час никак не милы,

      Уж ты меня, пожалуйста, прости.

      – А вдруг мы повстречаем там царя?

      – Ну что же в этом, строго говоря?

      Лишь ты мой царь, хозяин, господин.

      – Да точно ли? – Так точно, ты один.

      Пойду сосну… Ой, слышишь стук копыт?

      Кто это нашей улицей летит?

      Гляди в окно… Ах, это Жоржик скачет,

      Он одвуконь… Да что же это значит?!

      – Мое почтенье, сударь! Как-нибудь

      Хочу супругу вашу умыкнуть.

      – Не насовсем? – Ах, что вы, на часок.

      Проверим только рощу и лесок.

      – Но видите ль, месье, она устала,

      Едва вернулась с Аничкова бала.

      – Ах, Пушкин, сон мой снялся как рукой,

      И заодно простилась я с тоской.

      – Хоть зонт возьми. – Дождь будет, Жорж? – Не будет.

      – Поверю, пусть господь меня рассудит!

      Конь для меня? – Он твой. – Какая прелесть!

      (Они, похоже, уж давненько спелись!..)

      В ушах остался ровный стук копыт

      И ощущенье будущих обид.

      Мне Пушкин молвил как-то раз:

      – Смирдин, нам повидаться надо.

      Я кое-что тебе припас:

      «Гусар»