То колдобина, то яма.

      В губернаторской коляске

      Едет молодая дама.

      Шум прибоя, камень скользкий…

      Он вскочил, сражен лихою

      Полурусской, полупольской

      Необычною красою.

      Миг один – и разминулись,

      Только дрогнули ресницы,

      Будто руки разомкнулись,

      Не успев соединиться.

      Будут огненные встречи,

      Клятв искрящиеся четки,

      В гроте полусонном встречи,

      Скоротечнее чахотки.

      «Милый… Верю, счастье близко,

      Иль оно – мечта пустая?

      А прочтешь мою записку –

      Жги ее, не оставляя».

      Да, он просьбу понимает

      И исполнит неуклонно.

      И записка отпылает,

      Как Москва Наполеона.

      Точно так костром осенним

      Изойдет любви пыланье.

      Чем ушедшее заменим?

      Счастью вслед идет страданье.

      До свиданья – моря всплескам.

      И они расстались сами,

      Словно здесь, в порту одесском,

      Корабли под парусами…

      Будет путь его недолгим

      Под дыханьем лжи тлетворной.

      Днем январским темным, волглым

      В снег падет у речки Черной.

      Ей – отмерено поболе…

      Протекут десятилетья, —

      Страсти, горести и боли

      Тихоходного столетья.

      Что там впереди ни будет –

      Пусть рядят корысть и злоба,

      Но поэта не забудет

      Эта женщина до гроба.

      И она ссутулит плечи,

      Каждый день его читая,

      Первый миг далекой встречи

      С болью терпкой воскрешая.

      А когда совсем откажет

      Перетруженное зренье,

      Камердинеру прикажет

      Вслух читать его творенья.

      И старушка Воронцова

      Станет снова до рассвета

      Слушать пушкинское слово –

      Завещание поэта.

      Размышление

      Ночь

      Парусник