Как часто предостерегали о тебе меня, с жестокою враждебностью

      Иль утомительною мудростью! В ответ советовал я всем

      лишь поберечь дыхание.

      Сколько раз в жизни ночи накрывала меня огромная морская волна

      Покрывалом густым, испытывая болью, какую только мог я выдержать,

      Пока я не кричал, когда уж сил не оставалось.

      И все же казалось, что не иссякнет никогда сей сладкий час.

      О Ночь! Ночь! Длинная! Прояснись к рассвету,

      Хоть и неутешительно, ведь ты тоскуешь о приходе дня.

      Как совершенно твое искусство, ночь! Твои неисчислимы звезды —

      Надежно ли привязаны они к какой-то вечной бесконечной скале?

      Я беру мешочек для воды из кожи и ремнем креплю к плечу

      Крепко – как часто! – безропотно, мягко к такому седлу,

      Пересекая впадину, схожую с низиной, лишенной звезд.

      Неужели я слышал волка-расточителя, который проиграл свои

      Завывания сокровенные все.

      И если б он завыл: «У-у!» – я бы ответил: «Мы совершили сделку

      жалкую и неудачную,

      Чтоб выиграть, коль сохранил ты столь же мало, сколь и я;

      Что б мы ни получали, ты и я, мы упускаем это;

      Все, что нам принадлежит, стремится к исчезновенью.

      Не найдется никогда людей столь процветающих,

      Сколь осчастливливает процветанье нас двоих.

      Довольно! Взгляни на молнию, мерцающую в дали небес, там,

      Где густое облако, подобно рукам

      скользящим, свившимся и взгромоздившим

      Корону из волос или огонь, по нити бегущий

      С проливающимся маслом лампы, наклоненной рукой отшельника.

      Так мы сидели между Темною Землей и Мелким Лишайником,

      И долго смотрели на лик грозы, и далекой она казалась:

      Правый фланг дождя над Ущельем висел,

      Левый – над покрывалом сверкающим, а дальше увядал.

      Вниз,