Курт сидел в кресле, протянув ноги к жарко растопленному камину. Глаза лорда закрывали темные очки, он был очень бледен и слаб, но выглядел значительно лучше, чем вчера. Миссис Фариш обрадовалась мне как родному, обстоятельно доложила, что милорд соизволил съесть на завтрак (вполне внушительный список, должен признать!), и робко заинтересовалась моими пожеланиями. Я оставил за ней свободу выбора, лишь попросил приготовить что-нибудь побыстрее, очень уж хотелось есть, и пока экономка колдовала над беконом и яйцами, влил в Мак-Феникса новую порцию лекарств и посоветовал вернуться в постель. Тот лишь качнул головой, но так, что я тотчас перестал настаивать. Видно было, что Курт слегка на взводе и что-то напряженно обдумывает, а потому я не стал ему докучать и вышел в кухню, к миссис Фариш, наотрез отказавшись завтракать в огромной и пустой столовой.

      – Они поссорились с утра, сэр! – еле слышным шепотом поделилась экономка. – Милорд и мистер Харли, чтоб ему гореть в аду, извращенцу проклятому!

      – Вот как? – заинтересовался я тем же свистящим шепотом, придвигая к себе тарелку с тостами. – Но по какому поводу?

      – О, сэр, я не подслушиваю беседы господ, но кричали они очень громко, странно, что вы не слыхали. Милорд бранил мистера Харли за неосторожность. «Думай, что и кому доверяешь! Из-за тебя мы по уши в…». Тут, простите, милорд употребил не вполне приличное слово, которое я не стану повторять, доктор Патерсон. Мистер Харли оправдывался, бубнил что-то, пару раз повысил голос на его светлость, но милорд обозвал его алкоголиком и развратником, в чем был совершенно прав, и мистер Харли ушел к себе, хлопнув дверью.

      Я получил вожделенную яичницу с беконом, сосиской и помидорами и жадно принялся за еду. Миссис Фариш сварила мне кофе, и снова должен признать, что кофе в доме Мак-Феникса получался настоящим, ароматным и крепким, можно сказать, континентальным. Я тщетно пытался понять, в чем тут фокус, ведь даже в лучших лондонских ресторанах обычно подавали бурду странного цвета и привкуса, не иначе и в этой мелочи проявился гений милорда, и я готов был славить этот гений на всех перекрестках!

      Я приканчивал вторую чашку, когда из гостиной донеслись крики: там снова шла беседа на повышенных тонах.

      – Не твое дело! – орал Роберт Харли, и его голос поразил звенящей в нем ненавистью. – Как и чем я расплачусь – касается только меня! А ты тщательней строй свои гениальные планы! Четыре осечки за вечер – куда катится мир?!

      Лорд, до того приглушавший голос, немедленно вспылил и сорвался:

      – Ну так передай своему ублюдку, чтобы лет десять не попадался мне на глаза!

      – С тобой же все обошлось! – в слова «с тобой» Харли вложил столько презрительной иронии, что меня передернуло.

      – Обошлось? –