Собрание сочинений в 20 т. Том 14. Тайна трёх. Дмитрий Сергеевич Мережковский
Читать онлайн книгу.
ягненка она убегает с жалобным блеяньем…»
Дальше стерто, можно только прочесть:
Разрушенье… Бушует потоп…
Потоп – конец человечества первого, не нашего; но не предсказан ли и нам тот же конец? «Охладеет любовь» (Матф. XXIV, 12). Потухнет солнце любви – сердце мира – и в сердце человеческом наступит полярная ночь, чье ледяное дыхание мы уже чувствуем. Плодородие нашей земли уже не связала ли Мать? Не белеют ли едкою солью наши поля? Не убегает ли с жалобным блеянием матка овца от ягненка? И не о нашем ли конце это сказано: «Разрушенье – бушует потоп»?
Таммузовы плачи, или, как названы они в подлиннике, «плачевные песни флейт», дошли до нас в шумерийском списке третьего тысячелетия: значит, могли распеваться уже в кочевьях доавраамовых, но, может быть, и тогда уже были отзвуком неизмеримо большей древности.
Дики и скудны эти напевы: как будто слышится в них шелест ночного ветра в сухих камышах Евфрата, протяжное блеяние коз и овец, ночная перекличка пастухов между степными отарами; как будто пахнет от них жарким ветром степей, горькою полынью, свежею мятою, парным молоком и теплотою овечьего хлева.
Медленно восходят облака из-за холмов зеленеющих; медленно пасутся овцы и козы; медленно падают звуки пастушьей свирели, однообразно-унылые, – звук за звуком, как слеза за слезою.
О чем они плачут? О, конечно, не только об одном Человеке, но и обо всем человечестве.
«Дни человека, как трава; как цветок полевой, так он цветет. Пройдет над ним ветер, и нет его, и место его уже не узнает его» (Пс. CII, 15–16). – Эта судьба человека – судьба всего человечества.
Как увядающее мило!
Какая прелесть в нем для нас,
Когда болезненно и хило,
Все то, что так цвело и жило,
В последний улыбнется раз!
Последняя улыбка человечества умершего сливается с первою улыбкою новорожденного, в этих напевах Таммузовых флейт.
О Сыне Возлюбленном плач подымается…
Плач о полях невсколосившихся,
Плач о матерях и детях гибнущих,
Плач о потоках неорошающих,
Плач о прудах, где рыба не множится,
Плач о болотах, где тростник не зыблется,
Плач о лесах, где тамарин не цветет,
Плач о степях, где вереск не стелется,
Плач о садах, где мед и вино не текут…
Слова повторяются в песне, как звуки голоса в рыдании. Эти повторения утомительны для нас, но, может быть, для самих плачущих копится в них сила, подобная магической силе заклятий.
«О, супруг мой, дитя мое!» —
плачет богиня Иштар о Таммузе. Он – сын и супруг ее вместе, так же как Озирис – сын и супруг Изиды.
«О, мать моя! Жена моя» —
говорит своей возлюбленной, Сольвейг, умирающий Пэр Гюнт (Ибсен).
Кто из любивших не чувствовал этого неземного предела земной любви – материнской нежности в ласках возлюбленной? Мать и Невеста – две на земле, а на небе – Одна: одна Звезда любви, восходящая утром и вечером.
Все пронзительнее звуки плачущих флейт, все заунывнее:
О, дитя мое, как долго ты лежишь!
О, владыка бессильный,