Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972. Антология

Читать онлайн книгу.

Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972 - Антология


Скачать книгу
с участием Венеции и, наверное, столицы мертвых городов – Брюгге[51], создал поэт из одного из самых живых городов России:

      Уходя в ночные дали,

      Плещет крыльями весна,

      И разбрызгана в канале

      Черным золотом луна.

      Я заброшен в дымный вечер

      Всплеском тяжкого весла,

      Мертвый город нем и вечен,

      Овечерив купола.

      Посеревший старый мрамор

      Разузорен у крыльца,

      И, пронзая небо, замер

      Шпиль печального дворца.

      И безмолвные лагуны,

      Как стеклянный саркофаг,

      Отражают столб чугунный,

      Наклонившийся во мрак.

      И не слышно снова чуда

      За стеной монастыря,

      Лишь качается Иуда

      В темной нише фонаря.

      И колеблется визгливо

      Цепь на согнутом крюке,

      Волны в пене у залива

      На забрызганном песке.

      Бродят грязные инкубы,

      Светит ржавая луна,

      И целует жадно в губы

      Подошедшая весна.

      И за мной, за мною тоже

      Гонит дикого коня,

      Он – до ужаса похожий

      На умершего меня[52].

      Мысль конца прошлого века предлагала еще более решительную телепортацию – в «мир неземного благого одиночества»:

      Будут тени, в бархаты одетые,

      В узких лодках проплывать,

      Будто серебристыми стилетами

      Резать меркнущую гладь.

      И на бледные немые тени я

      В той Венеции – другой —

      В голубом четвертом измерении

      Погляжу, мой дорогой[53].

      Но и время венецианское подвержено метаморфозам[54]. Как пересказывал блоковское стихотворение «Холодный ветер от лагуны…» один из блоковедов,

      «Путешественник» здесь перевоплощается не в персонаж истории, не в возможного на этом же месте человека прошлого <…> но в персонаж, уже изображенный, претворенный культурой: в мифологического героя, участвовавшего в сюжете культуры – живописи, скажем. В произведении получается как бы несколько пластов: мифологический герой, отражавший некие черты жизни, уже в мифе получал исторически определенное обобщение, идейную обработку. Далее миф использовался культурой другой эпохи, итальянским Возрождением. Наконец, есть третье, сегодняшнее его восприятие: современным человеком, который, как пояснял Блок в прозе, принес с собой, в своем восприятии другую страну и другую историю, Россию эпохи черной реакции после первой русской революции. Необычайной смелостью отличается здесь художественный «ход» Блока: «проходящее лицо», «путешественник» перевоплощается тут в героя того жизненного сюжета, который находится в «начале начал», переходит в «жизненное ядро», лежащее где-то еще за гранями даже самого мифа. Далее следует, в порядке истории, сначала эпоха мифа, потом Ренессанс, потом современность. Блок как бы крутит киноленту, зафиксировавшую все эти этапы истории, с конца


Скачать книгу

<p>51</p>

О Брюгге, Толедо, Венеции, Равенне, Пизе и других «мертвых городах» см.: Hans Hinterhäuser. Fin de siècle: Gestalten und Mythen. München, 1977. S. 45–76.

<p>52</p>

Бобович И. Мертвый город // Южная мысль. Одесса, 1914. 6 апреля. Об Исидоре Вульфовиче Бобовиче (1894–1979) см. справку Сергея Лущика: Лущик С. З. Чудо в пустыне: Одесские альманахи 1914–1917 годов // Дом князя Гагарина: Сб. науч. ст. и публикаций. Вып. 3. Ч. 1. Одесса, 2004. С. 210.

<p>53</p>

Чиннов И. Пасторали. Париж, 1976. С. 57.

<p>54</p>

См., например, о клише «остановившееся время»: Смирнов Г. «Венецию любят только иностранцы» // Известия. 2003. 10 сентября.