Я вышел его проводить (он умудрился сломать ногу на сухом асфальте и на моём крыльце, в гипсе и с палкой, рисковал сломать шею). В дверях мы столкнулись с неизвестным мне и тоже хромым блондином. Итого: двое с палками и один толстый, как бочонок. Кое-как мы разошлись; я сгрузил Славика и пригласил нового посетителя войти. Тот не замедлил и не столько вошёл, сколько ввалился.

      – Я вместо майора, – сказал он, небрежно доставая синюю корочку. – Давай просто Олег.

      Я присмотрелся, и мне стало нехорошо. У этого модного, лёгкого на лбу было написано, что нет ни детей, ни кредитов. Звания своего новый куратор не назвал, но я почему-то подумал, что времена майоров для меня прошли.

      – Приятный парень, – сказал он про Славика. – И на вид нормальный. Что с ним такое?

      – У него индивидуальная непереносимость.

      – На что?

      – На наше время.

      – Тяжёлый случай.

      – Я бы сказал, безнадёжный.

      – А врачи так говорят?

      – Ну я же не врач.

      Он бегло глянул на книжные полки, а потом улыбнулся и подхромал поближе. О чёрт, чёрт!

      Я сформировал коллекцию без всякого смысла, выбрав издания побогаче и поярче, а для собственной души разбавил их собраниями сочинений Константина Леонтьева и Ницше. Плюс несколько разрозненных томов Каткова. Плюс Карл Шмитт.

      – Почему у тебя Фрейд и Юнг бок о бок?

      – Там вон ещё гештальт-психология сбоку.

      – Да, я заметил.

      – Под цвет переплётов, – хмуро сказал я. – Переплёты друг с другом красиво сочетаются. А что до Фрейда и Юнга – я ими не пользуюсь, а клиентам всё равно. Вы первый, кто на эти книги вообще посмотрел. То есть так, чтобы увидеть.

      Бедный Славик мог бы и посмотреть, и заметить, но он был слишком несчастен в этом кабинете, чтобы что-либо в нём разглядывать, – да и не для принудительных я, в конце концов, старался. За них платит бюджет по минимальной ставке, и дело идёт к тому, что платить перестанут вовсе.

      – Катков здесь лишний.

      – Майор