Долой стыд. Фигль-Мигль
Читать онлайн книгу.
узнавал, правду они говорят или нет?
– Пациентам Фрейда незачем было лгать. Они ему верили.
– Очень удобно. А вот мои мне совершенно не верят. – Он вернулся в кресло. На этот раз я уже был убеждён, что его утрированная хромота – притворство. – И как их за это осуждать? Ну а ты, доктор?
– А что я? Я простой человек между двух жерновов. Сотрудничаю. Кстати, ваш коллега из ДК заказал на вас досье. То есть заказывал он ещё на майора, но, полагаю, ему без разницы.
– Заказал – собирай. Покажешь, перед тем как отдавать. Для редактирования.
– И с чего начать?
– Начни с того, что я тебе не понравился.
– А вы мне не понравились?
«А! Как же я сразу не догадался!»
– Так вы к нам из Москвы?
– У меня что, на лбу написано, что я с Москвы?
– Да.
– И что я должен делать, чтобы сойти за местного?
– Не имеет значения. Что угодно. У вас всё равно не получится. Но если вы хотите что-либо сделать, это нужно сделать. Не ради результата, а чтобы не нажить невроз.
– Что плохого в лёгком, необременительном неврозе?
– Только то, что он очень быстро начинает обременять.
– Кого? …Что у тебя в сейфе, доктор?
В сейфе лежал мой собственный невроз, порядка пяти килограммов исписанной бумаги и система ниточек, чтобы определять, трогал какой-нибудь шпион и враг эту бумагу или нет. Уже психоз, а не невроз. Тяжёлая артиллерия.
– Документы, деньги и драгоценности. Что ещё может там быть?
– Грязные тайны… Ну-ну, понимаю.
– Все тайны – грязные.
Как же сразу всё навалилось.
Вор
Где-то вы сейчас, товарищ майор? В могиле, Америке или генеральском кресле? Конечно, если вы сейчас и генерал, то в отставке. В восемьдесят втором вам было лет тридцать пять, сейчас, считайте сами, – семьдесят. Сомневаюсь, очень сильно сомневаюсь насчёт генеральства. Чтобы из вашего поколения в вашем ведомстве кто-нибудь вышел в генералы? В депутаты выходили, и в промышленники тоже, и в ренегаты – одним словом, сорокалетний майор КГБ, который в начале девяностых хотел куда-либо выйти, первым делом выходил из рядов. (Отчего за все эти годы вы не стали подполковником? Вас за что-то наказывали, или подсиживали, или всё дело в моём неведении, а производство шло своим чередом? Я не рискнул спросить – хотя и мог бы, в последнюю встречу, если бы знал, что она окажется последней. Это был девяносто первый год, лето, но ещё не август.)
Мы, чернь, не знаем и вряд ли узнаем, какова была роль вашего ведомства в событиях. Сопротивлялись вы или поощряли? Могло ли быть, что ведомство поощряло, а вы, лично вы, оказали сопротивление? (О нет, товарищ майор, я бы не удивился.) Я стараюсь не вспоминать это время. Мы были радостно взвинчены, наши отцы – напуганы, а наши дети с каждым днём озлоблялись. Наши внуки, как выясняется, нас прокляли. Виноват у них почему-то я: это я переместился из кухонь на Дворцовую площадь, поддержал Собчака и Ельцина, цинично пил кровь старушек – и никто не поинтересуется, с чего бы компрадорская интеллигенция так распоясалась и каким параллельным курсом в годы перестройки и последующие