Распустила я косы волнистые,

      я цветами постель убрала,

      приготовила масти душистые,

      восковые светильни зажгла.

      Он придет ко мне с чарами пышными,

      он прекрасен как дуб и могуч,

      поцелуя дарами неслышными

      так не жег меня солнечный луч!

      Тени, тени уйдите смущенные,

      я бесстыдна, смела и хмельна!

      Прочь одежды пред ним благовонные!

      Смелым тайна блаженства дана…

      Солнце, солнце, глянь в оконце!

      Мы в гробу среди избы.

      Мы рядились, мы молились,

      ждали ангельской трубы.

      Говорили: ангел встанет,

      вот я – здесь, она – во мне.

      Солнце встанет, к нам заглянет.

      Мы очнемся. Мы – во сне.

      Ангел ангельски вострубит

      и пробудит ангел плоть.

      Солнце плоть нам приголубит,

      душу вдунет нам Господь.

      Что случится? Кто восстанет?

      Солнце глянет: Тишина.

      Ангел скажет, не обманет:

      дух един и плоть одна.

      Было двое, стало трое,

      будем трое мы одно.

      Солнце, солнце золотое,

      Глянь, родимое, в окно!

      Заливается смехом царица,

      сыплет кос ржано-кудрых руно.

      Вся в огнях голубая божница,

      отражает их в пене вино.

      «О мой царь!» – «Что, царица? я слышу!»

      «Занимается в небе заря».

      «На царицу я золотом пышу.

      Пей же кубок»… «До дна. За царя!»

      Прозвенели два брошенных кубка,

      разлился их серебряный звон.

      «Что ты видишь, что слышишь, голубка?»

      «О я вижу лазоревый сон!

      Разрываются звездные сети

      на заре тают в небе огни»…

      Царь с царицей смеются как дети,

      царь с царицей в божнице одни!

      Ее вели по темным залам,

      бежали тени от огней.

      Она, вся в белом с опахалом,

      шла мимо нас под покрывалом,

      подруги с нею в бледно-алом,

      и мальчик в белом перед ней.

      За ней мы шли и провожали

      ее поклоном до земли.

      Ее там женщины встречали,

      над ней обряды совершали,

      ковры ей розовые стлали,

      к постели розовой вели.

      И ждали мы у входа спальней

      и ниц склонялись, не глядя…

      Был мрак печальный безначальней;

      но кто-то в нем от залы дальней

      незримо шел к опочивальне

      и тихо веял, проходя.

      Царя