Воспитанник Института инженеров путей сообщений В. Шиман вспоминал потом об этом последнем параде императора: «Выйдя около полудня на прогулку, я с удивлением увидел по одну сторону Невского проспекта выстроившиеся войска, в походной форме. Было около 10° мороза. «Что это значило?» – подумал я. Невский проспект вовсе не обычное место для смотров, на это есть манежи… Машинально я пошел к Адмиралтейству. Очевидно, смотр будет делать государь; иначе не было бы причины выстраивать войска вблизи дворца. По чувству особенного влечения к Николаю Павловичу с юных лет встречал его с радостным биением сердца, и чтобы вновь увидеть его, я спешил к флангу войск, где мог услышать и голос его. Я подошел к углу Невского проспекта и Адмиралтейской площади и остановился позади командовавшего войсками генерала, сидевшего на лошади на краю фланга. Прошло лишь несколько минут, как раздалась команда: «Слушай, на караул!» Но так как это был левый фланг, то музыки здесь не было; оркестры находились на правых флангах своих частей и хотя заиграли при команде «на караул», но здесь были едва слышны. Николай Павлович верхом, в мундире, без шинели, не доезжая шагов десяти до фронта, громко произнес: «Здорово, ребята!» И в ответ: «Здравия желаем вашему императорскому величеству», понесшееся вдоль Невского проспекта, по которому всегдашним молодцом летел галопом государь.

      – В одном мундирчике, сердечный… – послышался сзади меня женский голос. Я оглянулся. Какая-то деревенская баба крестилась и продолжала причитать: – В одном мундирчике… Долго ли до беды!

      – Ты напрасно беспокоишься, голубушка. Государь всегда так на смотры выезжает. Он мороза не боится, – вразумлял я бабу.

      – Как, барин, не бояться… Не ровен час! Не паренек он молодой!.. Кровь, чай, не по-прежнему греет…»

      Опасения врача и деревенской бабы оказались пророческими. После этого смотра Николай I слег. А через несколько дней Мандт должен был сообщить царю о близкой его кончине от поднимающегося паралича легких: царь просил врача сказать правду о его состоянии, дабы иметь возможность сделать последние распоряжения, попрощаться. Умирающий император лежал в своем маленьком кабинете в нижнем этаже дворца.

      Кризис наступил в ночь с 17 на 18 февраля. В эту ночь во дворце никто не спал. Большая галерея-вестибюль, что была рядом с его комнатой, была заполнена придворным людом. «Статс-дамы и фрейлины, высокие чины двора, министры, генералы и адъютанты ходили взад и вперед или стояли группами, безмолвные, убитые, словно движущиеся тени, в полумраке этого обширного помещения. Среди томительной тишины слышно было только завывание ветра, который прорывами