Подбитый танк немцы наконец изловчились и отволокли к домам. Урчал, надрывался двигатель тягача, пахали раскисшую землю гусеницы. Напоследок T-III развернул башню и ахнул по зданию конторы фугасным. Попал пальцем в небо, – снаряд пробил стену элеватора, где никого из советских десантников не было. Оно, конечно, – попробуй в таком дыму рассмотри.

      Старший краснофлотец, лежащий у пробитой над самой землей амбразуры, слезящиеся глаза старался не тереть. Промыть бы. Вода во флягах еще есть, только тратить ее на такую роскошь, как водные процедуры, вовсе и ни к чему. Вдруг еще повоевать удастся?

      От отошедших танков осталась лишь разбитая гусеница, вытянувшаяся расплющенной змеей на взрытой земле. Левее железнодорожной насыпи «Гансы» валялись густо, кто-то там еще шевелился, дым прибивало к земле, накрывало трупы и раненых удушливой завесой. Пусть отползают. Патроны еще понадобятся. Жаль, «панцер» доконать было нечем – ПТР уже разбило, с гранатами не подберешься. Теперь одна задача – сечь немчуру двуногую да ждать, когда самого добьют.

      Это была девятая атака. Два вчерашних, утренних наскока, можно не считать, – тогда «Гансы» еще никак уверовать не могли, что в порт натуральный русский десант явился.

      Морская пехота держалась тридцать четыре часа. Неполная рота автоматчиков 384-го ОБМП[8]. Шестьдесят восемь человек, три ПТР, четыре ручных пулемета и станкач.

      Сейчас, к полудню, мало что осталось. Станковый, здорово помогавший из здания конторы, молчал уже часа два. Но сама контора держалась – огрызался из развалин «дегтярь» и автоматы. Братва в дело ушла опытная, новобранцев не брали. Мощное здание конторы, позиция за остатками забора у насыпи да здесь, в развалинах толстостенного сарая, больше похожего на блокгауз, воевали до последнего. Артиллерия армейцев старалась поддерживать– 122-мм корпусные клали снаряды точно, как будто корректировал кто. Только корректировать было уже некому: рацию, вместе с обоими радистами, еще утром накрыло прямым попаданием. Но дальнобойная батарея все равно работает точно, – не иначе кто-то из флотских у них над душой стоит.

      Вообще было тяжко. Хана, если честно, морской пехоте. Город, считай, свой, корабельный, – где, как ни здесь, братве загибаться? Широкий лиман, чуть выше по течению сливаются Буг и Ингул. Дельные верфи до войны в городе были. Один черт, обидно погибать. Свои, должно быть, уже в пригородах дерутся. Только, видно, не успеют. Уж очень минометы досаждают. Притаранили «Гансы» два «шестиствольных»[9] и дают прикурить. Вот, завыло, загнусавило…

      Тяжелые мины легли с перелетом, лишь одна задела осколками угол полуразбитого конторского здания. Сейчас прицел подправят, еще залп уложат, а потом проверять полезут. Мины немец сейчас бережет. Не тот «ганс» пошел, скаредный стал, гадюка.

      Окраину порта, ту, что за железнодорожной веткой, накрыла серия 122-миллиметровых. Не забывает бог войны, – как в корзину снаряды кладет, –