Ступай, другого поищи раба!

      Но над поэтом власть твоя слаба,

      Чтоб он свои священные права

      Из-за тебя смешал преступно с грязью.

      Чем сердце трогают его слова?

      Благодаря ли только громкой фразе?

      Созвучный миру строй души его –

      Вот этой тайной власти существо.

      Когда природа крутит жизни пряжу

      И вертится времен веретено,

      Ей все равно, идет ли нитка глаже

      Или с задоринками волокно.

      Кто придает, выравнивая прялку,

      Тогда разгон и плавность колесу?

      Кто вносит в шум разрозненности жалкой

      Аккорда благозвучье и красу?

      Кто с бурею сближает чувств смятенье?[4]

      Кто грусть роднит с закатом у реки?

      Чьей волею цветущее растенье

      На любящих роняет лепестки?

      Кто подвиги венчает? Кто защита

      Богам под сенью олимпийских рощ?

      Что это? – Человеческая мощь,

      В поэте выступившая открыто.

      Воспользуйтесь же ей по назначенью.

      Займитесь вашим делом вдохновенья

      Так, как ведут любовные дела.

      Как их ведут? Случайно, спрохвала.

      Дружат, вздыхают, дуются, – минута,

      Другая, и готовы путы.

      Размолвка, объясненье, – повод дан,

      Вам отступленья нет, у вас роман.

      Представьте нам такую точно драму.

      Из гущи жизни загребайте прямо.

      Не каждый сознает, чем он живет.

      Кто это схватит, тот нас увлечет.

      В заквашенную небылицу

      Подбросьте истины крупицу,

      И будет дешев и сердит

      Напиток ваш и всех прельстит.

      Тогда-то цвет отборной молодежи

      Придет смотреть на ваше откровенье

      И будет черпать с благодарной дрожью,

      Что подойдет ему под настроенье.

      Не сможет глаз ничей остаться сух.

      Все будут слушать, затаивши дух.

      И плакать и смеяться, не замедлив,

      Сумеет тот, кто юн и желторот.

      Кто вырос – тот угрюм и привередлив,

      Кому еще расти – тот все поймет.

      Тогда верни мне возраст дивный,

      Когда все было впереди

      И вереницей беспрерывной

      Теснились песни из груди.

      В тумане мир лежал впервые,

      И, чуду радуясь во всем,

      Срывал цветы я полевые,

      Повсюду росшие кругом.

      Когда