Исчезло, чем прежде я был разволнован,

      Но след волнованья остался во мне;

      Доныне их образ чудесный закован

      На сердце железном в грудной глубине.

      Когда ж я в глубоком тону размышленьи

      О темном значеньи грядущего дня, —

      Внезапно меня посещает виденье

      Одной из двух дев, чаровавших меня.

      И первой любви моей дева приходит,

      Как ангел скорбящий, бледна и грустна,

      И влажные очи на небо возводит,

      И к персям, тоскою разбитым, она

      крестом прижимает лилейные руки;

      Каштановый волос струями разлит.

      Явление девы, исполненной муки,

      мне день благодатный в грядущем сулит.

      Когда ж мне является дева другая,

      Черты ее буйным весельем горят,

      Глаза ее рыщут, как пламя сверкая,

      Уста, напрягаясь, как струны дрожат;

      И дева та тихо, безумно хохочет,

      Колышась, ее надрывается грудь:

      И это виденье мне горе пророчит,

      Падение терний на жизненный путь.

      Пред лаской судьбы и грозой ее гнева

      Одна из предвестниц всегда прилетит;

      Но редко мне видится первая дева, —

      Последняя часто мне смехом гремит;

      И в жизни я вижу немногие розы,

      По-многу блуждаю в тернистых путях;

      Но в радостях редких даются мне слезы,

      При частых страданьях есть хохот в устах.