То вдруг исчезло все… окрест сгустился лес;

      Все дико вкруг меня, и сумрак и молчанье;

      Лишь изредка, струей сквозь темный свод древес

      Прокравшись, дневное сиянье

      Верхи поблеклые и корни золотит;

      Лишь, сорван ветерка минутным дуновеньем,

      На сумраке листок трепещущий блестит,

      Смущая тишину паденьем…

      И вдруг пустынный храм в дичи передо мной;

      Заглохшая тропа; кругом кусты седые;

      Между багряных лип чернеет дуб густой

      И дремлют ели гробовые.

      Воспоминанье здесь унылое живет;

      Здесь, к урне преклонясь задумчивой главою,

      Оно беседует о том, чего уж нет,

      С неизменяющей Мечтою.

      Все к размышленью здесь влечет невольно нас;

      Все в душу томное уныние вселяет;

      Как будто здесь оно из гроба важный глас

      Давно минувшего внимает.

      Сей храм, сей темный свод, сей тихий мавзолей,

      Сей факел гаснущий и долу обращенный,

      Все здесь свидетель нам, сколь блага наших дней,

      Сколь все величия мгновенны.

      И нечувствительно с превратности мечтой

      Дружится здесь мечта бессмертия и славы:

      Сей витязь, на руку склонившийся главой;

      Сей громоносец двоеглавый,

      Под шуйцей твердою седящий на щите;

      Сия печальная семья кругом царицы;

      Сии небесные друзья на высоте,

      Младые спутники денницы…

      О! сколь они, в виду сей урны гробовой,

      Для унывающей души красноречивы:

      Тоскуя ль полетит она за край земной —

      Там все утраченные живы;

      К земле ль наклонит взор – великий ряд чудес:

      Борьба за честь; народ, покрытый блеском славным;

      И мир, воскреснувший по манию небес,

      Спокойный под щитом державным.

      Но вкруг меня опять светлеет частый лес;

      Опять река вдали мелькает средь долины,

      То в свете, то в тени, то в ней лазурь небес,

      То обращенных древ вершины.

      И вдруг открытая равнина предо мной:

      Там мыза, блеском дня под рощей озаренна;

      Спокойное село над ясною рекой,

      Гумно и нива обнаженна.

      Все здесь оживлено: с овинов дым седой,

      Клубяся, по браздам ложится и редеет,

      И нива под его прозрачной пеленой

      То померкает, то светлеет.

      Там слышен на току согласный стук цепов;

      Там песня пастуха и шум от стад бегущих;

      Там медленно, скрыпя, тащится ряд возов,

      Тяжелый груз снопов везущих.

      Но солнце катится беззнойное с небес;

      Окрест него закат свободно пламенеет;

      Завесой огненной подернут старый лес;

      Восток безоблачный синеет.

      Спускаюсь в дол к реке: брег темен надо мной,

      И на воды легли дерев кудряв тени;

      Противный брег горит, осыпанный зарей;

      В волнах блестят прибрежны сени;

      То