Вьётся вдоль дороги

      Тропка, словно жгут.

      И по тропке ноги

      Радостно идут.

      Хоть она длиннее

      Большака-пути,

      Но по ней милее

      Ноженькам идти.

      Светает. Я из-под навеса

      Гляжу на запад и восток.

      Край солнца вскинулся над лесом,

      Как петушиный гребешок.

      И мама с папой вдоль деревьев

      Идут неспешно без следа

      Всё дальше, дальше от деревни,

      И исчезают навсегда.

      Осень, осень

      Между сосен,

      Словно жёлтый дым, клубится,

      Грибникам смущает лица.

      Только сосны,

      Словно сёстры,

      Зеленят вокруг бугры,

      И их косы, словно косы,

      Так игольчато остры.

      Но поднимешь эти косы,

      И ужалят в руку осы.

      Вскрикнешь, ахнешь, как ребёнок:

      – Вот где спрятался опёнок!

      Те, летуче-расписные

      Поднебесные слова,

      Для тебя они – живые?

      Ты для этих слов – жива?

      …Губы жаркие, хмельные

      Тайно прячешь в кружева.

      Шепчешь радостно-земные

      И бессмертные слова!

      Тупо насупилась птица,

      Голову клонит свою.

      Что ей, стареющей, снится

      В вечнозелёном краю?

      Крылья обвисшие тянет

      В сторону быстрой реки.

      Блёкнет бесчувственно память,

      Сизо мутнеют зрачки.

      Но – за сплошной пеленою

      Речка на солнце бурлит,

      Вздыбились травы стеною,

      Птица над ними летит!

      Захочется деду напиться —

      Он в ковшик наплещет воды.

      Небесная чудо-водица

      Его отразит молодым.

      Он с жадностью воду глотает,

      Любуется крепким юнцом.

      Как быстро вода убывает,

      Как быстро стареет лицо.

      Даль светла. Туман придавлен

      Синью, чистой высотой.

      Остужает ноги давний

      Неоглядный травостой.

      Никого. Лишь свет глубокий

      Протекает в синеве.

      Лишь колодец одинокий,

      Затерявшийся в траве.

      Подойду к колодцу: гравий

      Скрипнет, стукнет под ногой.

      И со дна колодца глянет

      Кто-то близкий и чужой.

      Едва лишь ото льда

      Успев освободиться,

      Ожившая