Московское детство: Полянка, Ордынка,

      Стакан варенца с Павелецкого рынка —

      Стакан варенца с незабвенною пенкой,

      Хронический кашель соседа за стенкой,

      Подружка моя – белобрысая Галка.

      Мне жалко тех улиц и города жалко,

      Той полудеревни, домашней, давнишней:

      Котельных ее, палисадников с вишней,

      Сирени в саду, и трамвая-»букашки»,

      И синих чернил, и простой промокашки,

      И вздохов своих по соседскому Юрке,

      И маминых бот, и ее чернобурки,

      И муфты, и шляпы из тонкого фетра,

      Что вечно слетала от сильного ветра.

      Болела моя детская душа:

      Я утопила в море голыша,

      Случайно утопила в бурном море.

      Насмарку лето. Ведь такое горе.

      Купили паровозик заводной,

      Но нужен был единственный, родной

      Голыш – нелепый бантик на макушке.

      А жизнь, как оказалось, не игрушки.

      И висело бельё, полощась на ветру.

      И висело бельё, колыхаясь от ветра.

      О какое печальное сладкое ретро!

      Как из памяти эту картинку сотру?

      Синька, бак для белья и доска, и крахмал,

      У бабули в руках бельевые прищепки,

      И белы облака удивительной лепки,

      И ребёнок, стоящий поблизости, мал.

      И ребёнок тот – я. И белей облаков

      Простыня, и рубашка – небесного цвета.

      И всему, что полощется, – многие лета,

      Цепкой памяти детской, щадящих веков.

      А Юрка выйдет? Выйдет Галка?

      Не выйдет? Господи, как жалко!

      Никто уже во двор не выйдет,

      И в «штандер» поиграть не выйдет.

      А я всё жду и всё канючу,

      Стучу в окно на всякий случай,

      И Галка, что сидит, скучает,

      «Щас, одююсь», – мне отвечает.

      – Да ничего особенного там

      И не было. Убожество и хлам

      В твоей замоскворецкой коммуналке —

      Клопиные следы и коврик жалкий,

      И вата между рамами зимой.

      – Да-да. Всё так. Но я хочу домой

      В своё гнездо, к тем окнам, к тем соседям,

      К той детворе. Давай туда поедем.

      Там во дворе – волшебная сирень.

      Там у соседки – сильная мигрень.

      Мигрень – какое сказочное слово

      И как звучит загадочно и ново!

      Там город мой, в котором я росла,

      Который я, к несчастью, не спасла,

      Там город мой, домашний и зелёный,

      Людьми, которых нету, населённый,

      Тот город, что моим когда-то был,

      А стал чужим. И сам себя забыл.