Пора сменить на осень зелень лета,

      И черновую выбросить тетрадь,

      И одному остаться до рассвета,

      И в созерцанье тихом умирать.

      Поверх тумана пробежать глазами,

      По-над покоем фетовских стихов,

      И, опьяненный тонкими духами,

      Упасть на позолоченный покров

      Уснувших трав. Минутному желанью

      Не суждено усладу обрести —

      Уносит поезд ангелов скитанья:

      Их не вернуть, не встретить, не спасти…

      Прости же, осень, грешного, прости…

      Время сжато в слезинке дождя на ладони,

      Исчезает она – и шершавой становится кожа.

      Остается песок на холодном супружеском ложе,

      Остается каченье и место в плацкартном вагоне.

      Остальное – в бреду, в сумасшествии, в липком тумане,

      Все похоже на сон; нет, скорее похоже на кражу.

      Вор оставил лишь стены, на стенах – вчерашнюю сажу

      И заварку давнишнюю в грязном граненом стакане.

      Долго эхо хранит несмыкаемость призрачных линий.

      Предрассветной порой горизонт все яснее и уже.

      Но хранит ли Господь ни к кому не приставшие души

      И куда он ведет по заоблачной лестнице синей?

      Я не знаю. Курю и смотрю, как промокшие тени

      Осторожно крадутся; и вот они ближе и ближе…

      Только тени – другого не слышу, увы, и не вижу,

      Весь в молчании – руки бесстрастно держу на коленях.

      И не вспомнит никто о заблудшем подвыпившем сыне, —

      Мол, он сам виноват, сам не знает, что хочет, невежа!

      А куда мне бежать? Осень встретит – в объятьях ли? – где же!

      Плоть подобна слезе: не растает она, а застынет.

      Всю ночь хлестал холодный ливень,

      Скользил по шпалам.

      Сметает желтый пепел жнивень —

      Пора настала.

      В окне вагонном стынет версень

      Тяжелой каплей.

      И брошен в лужу медный перстень —

      Конец спектакля.

      В купе картавит липко осень —

      Вина актерам!

      И, расплескав на листья, просит

      Еще кагора.

      Гарсон-сквозняк поставил назем

      Поднос с посудой.

      Вновь будет плакать старый ясень

      Кляня простуду.

      Без мысли чахнет разум-трутень,

      Но как и прежде,

      Вперяет взор в грядущий студень,

      Ища надежду.