Я у рудничной чайной,

      у косого плетня,

      молодой и отчаянный,

      расседлаю коня.

      О железную скобку

      сапоги оботру,

      закажу себе стопку

      и достану махру.

      Два степенных казаха

      прилагают к устам

      с уважением сахар,

      будто горный хрусталь.

      Брючки географини

      все – репей на репье.

      Орден «Мать-героиня»

      у цыганки в тряпье.

      И, невзрачный, потешный,

      странноватый на вид,

      старикашка подсевший

      мне бессвязно твердит,

      как в парах самогонных,

      в синеватом дыму

      золотой самородок

      являлся ему,

      как, раскрыв свою сумку,

      после сотой версты

      самородком он стукнул

      в кабаке о весы,

      как шалавых девчонок

      за собою водил

      и в портянках парчовых

      по Иркутску ходил…

      В старой рудничной чайной

      городским хвастуном,

      молодой и отчаянный,

      я сижу за столом.

      Пью на зависть любому,

      и блестят сапоги.

      Гармонисту слепому

      я кричу: «Сыпани!»

      Горячо мне и зыбко

      и беда нипочем,

      а буфетчица Зинка

      все поводит плечом.

      Все, что было, истратив,

      как подстреленный влет,

      плачет старый старатель

      оттого, что он врет.

      Может, тоже заплачу

      и на стол упаду,

      все, что было, истрачу,

      ничего не найду.

      Но пока что мне зыбко

      и легко на земле,

      и буфетчица Зинка

      улыбается мне.

      На кляче, нехотя трусившей

      сквозь мелкий дождь по большаку,

      сидела девочка-кассирша

      с наганом черным на боку.

      В большой мешок портфель запрятав,

      чтобы никто не угадал,

      она везла в тайгу зарплату,

      и я ее сопровождал.

      Мы рассуждали о бандитах,

      о разных случаях смешных,

      и об артистах знаменитых,

      и о большой зарплате их.

      И было тихо, приглушенно

      ее лицо удивлено,

      и челка из-под капюшона

      торчала мокро и смешно.

      О неувиденном тоскуя,

      тихонько трогая коня,

      «А как у вас в Москве танцуют?» —

      она спросила у меня.

      …В избушке,

                         дождь сбивая с челки,

      суровой