Был день как день,

                                   ни жаркий, ни холодный,

      но столько голубей над головой!

      И я какой-то очень был хороший,

      какой-то очень-очень молодой.

      Я уезжал…

                       Мне было грустно, чисто,

      и грустно, вероятно, потому,

      что я чему-то в жизни научился,

      а осознать не мог еще —

                                            чему.

      Я выпил водки с близкими за близких.

      В последний раз пошел я по Зиме.

      Был день как день…

                                     В дрожащих пестрых бликах

      деревья зеленели на земле.

      Мальчишки мелочь об стену бросали,

      грузовики тянулись чередой,

      и торговали бабы на базаре

      коровами, брусникой, черемшой.

      Я шел все дальше грустно и привольно,

      и вот, последний одолев квартал,

      поднялся я на солнечный пригорок

      и долго на пригорке том стоял.

      Я видел сверху здание вокзала,

      сараи, сеновалы и дома.

      Мне станция Зима тогда сказала.

      Вот что сказала станция Зима:

      «Живу я скромно, щелкаю орехи,

      тихонько паровозами дымлю,

      но тоже много думаю о веке,

      люблю его и от него терплю.

      Ты не один такой сейчас на свете

      в своих исканьях, замыслах, борьбе.

      Ты не горюй, сынок, что не ответил

      на тот вопрос, что задан был тебе.

      Ты потерпи, ты вглядывайся, слушай,

      ищи, ищи.

                      Пройди весь белый свет.

      Да, правда хорошо,

                                    а