Сторожам на свете тяжко.

      Не желаю и врагу.

      Пересох язык мой так, что

      даже лаять не могу.

      Но такая уж работа,

      но такая уж судьба:

      сторожу не только что-то,

      сторожу, дурак, себя.

      Пить охота, пить охота!

      Как несносна жизнь моя!

      Хоть бы кто-то, хоть бы кто-то

      плюнул, что ли, на меня!

      Даже б кошке распроклятой

      лапу я поцеловал,

      если б только этой лапой

      поднесла воды бокал.

      Мне от жажды спасу нету,

      ну а тучи не видны.

      Если б кто швырнул газету:

      там в статьях полно воды.

      Пить охота, пить охота!

      Как несчастна жизнь моя!

      Хоть бы кто-то, хоть бы кто-то

      плюнул, что ли, на меня!

      Сказки Италии —

      всюду, где дети и спят и не спят, —

      добрыми тайнами,

      словно спагетти, на вилках висят.

      Чтобы в Неаполе,

      в Риме, в Париже и где-то в Москве,

      дети не плакали —

      сказки их гладят тихонько во сне.

      Живите, сказки! Не дружите с ложью,

      а будьте только с правдою дружны!

      Чем больше жизнь на сказку непохожа,

      тем больше, значит, сказки ей нужны.

      Сказки Италии,

      как бы хотелось, чтоб вы хоть на миг

      души оттаяли

      тем, кто от сказок давно уж отвык.

      Сказки, вы любите

      всех, в ком немножко душа малыша.

      Даже у луковки

      в сказках недаром бывает душа.

      Живите, сказки! Не дружите с ложью,

      а будьте только с правдою дружны!

      Чем больше жизнь на сказку непохожа,

      тем больше, значит, сказки в ней важны.

      Была страшнее взрывов тишина.

      Бой смолк,

                        и думал кинооператор

      о том, как непохожа на парады

      великая и страшная война.

      Он сам себе сейчас был Эйзенштейн,

      Довженко,

                       Дзига Вертов

                                             и Пудовкин,

      хотя навряд ли думал о потомках,

      вытряхивая землю из ушей.

      А думал он о том,

                                   что рвется пленка,

      что смерть есть смерть,

                                            как это ни пригладь,

      и что актеры смерть играют плохо.

      Наверно, невозможно смерть сыграть.

      Усевшись на разбомбленный бугор,

      на объектив из фляжки капнул водки

      и уголком засаленной пилотки

      привычно с объектива пепел стер.

      Вздохнул он —

                              подремать бы с полчаса,

      но тишину поняв лишь как заминку,

      он камеру проверил на