«Ни в какой реке воробушку

      не поплыть.

      После смерти мне зазнобушку

      не любить».

      Но бессмертия не выпросят

      слезы, скатываясь в пыль,

      и ни листика не выбросит

      рассохшийся костыль.

      Инвалид решил исправиться

      и не вешать больше нос,

      чтобы бабонькам понравиться,

      он такое преподнес:

      «Эх, ишо, ишо, ишо,

      чтобы стало хорошо,

      а не станет хорошо —

      все равно ишо, ишо…»

      Одинок порой, как маленький,

      среди грубых городов,

      я – приемыш той завалинки

      и ее сибирских вдов.

      На сибирской на околице

      пусто вечером в домах,

      и целуются и молятся

      на завалинке впотьмах.

      С электрической гитарою

      афганец-инвалид,

      ну а песня та же,

                                  старая

      эхом звезды шевелит:

      «Ни в какой реке воробушку

      не поплыть.

      После смерти мне зазнобушку

      не любить».

      Я сюда присесть осмелился

      не к чужому шалашу.

      Хоть немножко послесмертия —

      не бессмертия прошу.

      Смерть всегда хоть чуть, да ранняя.

      Не боюсь, что смерть близка,

      а боюсь я умирания

      Родины

                   и языка.

      Ты скрипи, скрипи, завалинка,

      погрустебить нас пускай,

      малые грехи замаливай,

      но больших не отпускай.

      Ты, завалинка длиннющая,

      тянешься сквозь времена,

      и за Беловежской Пущею

      вновь от слез ты солона.

      Там рядочком вдовы вечные

      убиенных вновь солдат,

      словно горлицы увечные,

      как на жердочке сидят.

      Боль всех женщин – деревенская,

      и война для вдов одна —

      что афганская, чеченская,

      что таджикская война.

      На завалинке продавленной

      в блестках ранней седины

      вдовы новой – необъявленной

      русских с русскими войны.

      Ты скрипи, скрипи, завалинка,

      помолись за наш народ,

      и за Диму, и за Владика,

      и за многих наперед.

      Новый царь при новой челяди,

      но все те же вдовьи сны.

      Неужели мы, как нелюди,

      жить не можем без войны?

      Власть – опасная заманинка,

      а внутри ее – война.

      Мне дороже та завалинка,

      чем кремлевская стена.