Любить людей – для эльфа срам и грех;

      И всяк служитель тамошнего храма

      Грозил навзрыд: беда постигнет всех

      За преступленья царственного хама,

      Что на закон плюет весьма упрямо.

      Какая драма! Государь ведом

      Лишь вожделеньем; подвернется дама —

      И тот же час – Гоморра и Содом,

      Пока жрецы сулят и молнию, и гром!

      Парламент, возмущенный государем,

      Воззвал: отверзни августейший слух,

      Уймись! Иначе в грязь лицом ударим!

      Ужели мало нежных фей вокруг?

      Ухлестывай за духами, о дух!..

      И царь ответил – мыслю, с перепугу

      (Он фей терпеть не мог ни на понюх):

      «Согласен, мой порок сродни недугу!

      Средь бестелесных дев сыщите мне супругу».

      Гонцы к Пигмаю, в горский Гималлой

      Порхнули резво, умолили хана:

      О величайший! Свергни спесь долой!

      Царю потребна дочь твоя, Кроханна!

      Гонцы скончали речи невозбранно

      И улетели с лучшей из невест.

      Малютки-эльфы – мощная охрана,

      И токмо няня, челяди замест,

      Летела с девой: Бог не выдаст, шмель не съест.

      Людскую душу в область эмпирея

      Сонм ангельский заботливо несет —

      И эльфы так же возносили, рея,

      Царевну под сапфирный небосвод,

      И веял ей навстречу ветр высот…

      В полете эльфы спали, в нем же бдели,

      А если скучноват бывал полет —

      Невесте встать с пернатой колыбели

      Да promener à l’aile заказано ужели?

      «Голубка, лучше смолкни, ей-же-ей! —

      Рекла невесте няня Кораллина. —

      Близ нас укрылся в облаке Хиндей,

      Лукавая и злая образина!

      Ох, кажется, ясна ему картина!

      Сотри-ка слезы, прекрати-ка стон —

      Старик Хиндей хитрее лисовина!

      Он царский верноподданный шпион!

      Родная, твой обман уж заподозрил он! —

      Хиндей услышит храп усталой мыши,

      Коль скоро в половицах есть нора!

      Хиндей считает черепицы крыши —

      И знает, сколь под крышей серебра

      И золота – и думает: пора

      Изъять их! О, Хиндей…» Но дева няне

      Велела: «Стихни! Ты глупа, стара!

      Да мне ли опасаться этой дряни?

      Я в ненавистный брак влекома на аркане!

      О, мой любимый смертный, где ты?» – «Цыц!» —

      Шепнула няня, да царевна-кроха

      Такой метнула огнь из-под ресниц,

      Что нянюшка решила: дело плохо!

      И стихла, удержать не в силах вздоха,

      Поскольку от воспитанницы злой

      Ждала в отместку вящего подвоха:

      Кроханна ущипнет – хоть волком вой!

      А