Сталинград. Том пятый. Ударил фонтан огня. Андрей Воронов-Оренбургский
Читать онлайн книгу.
птыца не пролетела, которую я не знаю. Вот такая картына маслом. Поставленная задача ясна, товарищи командиры?
– Так точно. Будем рвать глотки фрицам!
– Клянёмся стоять до конца.
– Э-эх, зацелуем фрица в жарких объятиях до смерти.
– По места-ам!
Впереди, через ямины и воронки, солдатами были настелены сколоченные деревянные щиты, сорванные с петель подъездные двери, чтоб не сломать ноги. В ушах загрохотал дробный текучий треск каблуков, будто горели сосновые плахи. В эти, последние перед боем минуты, он особо смотрел-провожал взглядом, исчезающих за отколотым углом здания офицером, охраняя из своим тревожным, похожим на отеческую заботу, чувством.
Оставшись один, поднырнул под ячеистый полог маскировочной сетки; со скрытым беспокойством вновь приставил бинокль к глазам, медленно заскользил по обманчиво молчавшим руинам, скоплениям немецких солдат и стянутой на плацдарм технике…
* * *
…Покуда немцы гоняли советские трофейные пластинки, Черёма сидел в траншее на корточках, положив на колени ППШ, и казался печальным. Санько Куц, пряча в кулак, драгоценный окурок, смаковал последние затяжки цигарки. Старший сержант Нурмухамедов ловко, что карточный игрок, крутил-вертел в пальцах и так, и сяк яркую солнечную винтовочную гильзу, покусывал губы, ровно пытался выговорить крепкое, неудобное для произношения матерное словцо. Рядом, опёрся локтем на станину «максимки» Григорич в подаренной комбатом прострелянной командирской фуражке. Увешанный пулемётными лентами, как веригами, с невозмутимым видом бывалого воина, в этот момент он, как две капли воды, был похож на легендарного толстяка Тартарена из Тараскона. Поглядывая в сторону врага, слушали весёлых танкистов, покинувших душную Т-34-ку. Те так же, тайком от начальства, смолили в кулак цигарки, перебрасывались с пехотой шутками и непристойно лясничали о бабах.
Взводные, ротные командиры, случалось даже некоторые политруки, с понимаем относились к сему непотребству.
«Это ж, от нервов, – объясняли они непонятливым, настороженными взорами проверяющим партработникам. – Ишь, как трусит молодых, не обстрелянных. Им через полчаса в атаку под пулемёты идти…Жив будет, мёртв…тот или тот сынок…пойди, у безносой спроси…Он может и бабу-то голую никогда не видел, не щупал…А вы говорите, товарищ полковой комиссар, «моральное разложение»…А дисциплина в бою и на марше – есть! В лучшем виде, на высоте! Да ну, никак нет. Да как же, без неё родимой? Оно понятно, первым делом….Вы, разве, сами не видите, с того берега, как мы тут фрица встречаем? Костьми ложимся. Не многие на правый берег вернулись, да и те: кто ногу потерял, кто руку…А мёртвые, известно, сраму не имут. Так и передайте, товарищу генералу Чуйкову: 100-я дивизия не отступит. Пока Сталинград жив, никто не покорится врагу».
Так, большинством разумели и офицеры в батальоне Танкаева. Эти «срамные байки», в забрызганном дерьмом, мозгами, кровью окопе…Или разгромленном, отвоёванном доме, имели, пожалуй, смысл заклинания. Наивно? Цинично? Возможно. Но война, смерть, тлен – розами никогда не пахли. А суеверия