На дымный луг, на дол холмистый,

      На дальние разливы рек,

      На облако в лазури чистой

      Гляжу из-под тяжелых век.

      И душу подозренье гложет,

      С холодным борется умом – —

      За этой рощею, быть может?

      За этим, может быть, холмом? —

      Там, там, где ельник синеватый

      Возник зубчатою стеной,

      Занес впервые страж крылатый

      Свой грозный пламень надо мной…

      С тех пор изгнаннику не надо

      Ни райских, ни иных цепей,

      Душа на все теперь скупей

      И даже мудрости не рада.

      Давно довольствуясь судьбою,

      Свободно жребий мой влачу

      И больше спорить не хочу

      Ни с ангелами, ни с собою.

      Пусть светит день, растет трава,

      Я ни о чем не сожалею, —

      Я знаю, – райские права

      Земных бесправий тяжелее.

      Но всюду, где, как в оны дни,

      Земля цветет красой, тревожно, —

      Я ставлю ногу осторожно,

      Боясь лукавой западни.

      Какой свободы ты хотела,

      Когда, страдая вновь и вновь,

      Ты трепетала и летела

      И падала, моя любовь?

      Струится солнце вдоль ствола,

      Шумит в лазурь листва густая,

      А у корней кольцом легла,

      Свернула крылья, замерла

      Змея пурпурно-золотая.