Сегодня случилось нечто из ряда вон выходящее. После того как очередной Хильдин «любовник» ушел, я зашла к ней в комнату, чтобы позвать обедать. И увидела, что «мать», полураздетая, лежит на кровати, а на тумбочке рассыпан какой-то странный белый порошок. Хильда как раз приложила к нему свернутую в трубочку бумажку, другой конец которой был вставлен в ее левую ноздрю, и с шумом втянула в себя порошок. Всхлипнув, утерла нос и проделала то же самое со второй ноздрей. И лишь после этого, заметив, что я стою в дверях, взглянула на меня затуманенным взором.

      «А-а, это ты… – Губы ее растянулись в блаженной улыбке, чего раньше никогда не было. – Маленькая Алиса… Алиса в стране чудес… «Выпей меня», «Съешь меня». – И она глупо захихикала. Я недоуменно уставилась на нее, но Хильда как будто бы этого не заметила.

      «Так любила эту сказку в детстве, – продолжила она. – Такая наивная и в то же время странная… Потому я так и назвала тебя. А меня, знаешь ли, назвали в честь Брунхильды. Такая отчаянная, смелая была баба…»

      Про эту Брунхильду я уже читала. В книге в самом дальнем углу библиотеки Вилли. Разница между ней и «матерью» была просто огромной.

      «Хильда, – робко начала я, видя, что она лежит на спине, глядя в потолок отрешенным взглядом, и что-то бормочет себе под нос, – может, пойдем обедать? Я уже накрыла на стол».

      «А? Ты еще здесь? – резко зыркнула она на меня, так что я даже отшатнулась. – Господи, за что мне все это? Зачем я вообще решилась взять на себя эту чертову обузу? День за днем делай одно и то же, служи на задних лапках перед этими психами…»

      Я замерла, чувствуя, что под действием странного вещества Хильда вот-вот разболтает какую-то страшную тайну, которая и раскроет мне глаза на все происходящее. Но «мать» молчала, а я боялась переспросить, чтобы она чего не заподозрила. Внезапно из стоявшего в углу приемника донеслась музыка, и по моей спине пробежал холодок. Я уже слышала ее раньше! Но вот только где? Хильда вообще слушала музыку совсем нечасто, а в Центре я не могла ее слышать, иначе бы точно запомнила. Но мелодия была знакомая, я точно в этом уверена! Ее переливы давили на меня своей тоской и трагичностью и в то же время взывали к каким-то дремавшим глубоко внутри чувствам. Такое уже было один раз в Центре, но там мелодия была легкой и мечтательной, здесь же – совсем наоборот. Однако чувство было то же самое. Где я могла слышать их раньше?..

      «Что это за музыка?» – с замиранием сердца спросила я у Хильды.

      «А, это… – равнодушно бросила она. – Это «Реквием» Моцарта. Никогда не любила эту вещь, уныла до ужаса. Так ты сказала, обед на столе? Ладно, сейчас оденусь и приду».

      Похоже, она уже отошла от странной вспышки, вызванной вдыханием порошка. Но я от странного чувства «дежавю» (я специально нашла это определение в справочнике) никак не могу избавиться. Неужели я и правда когда-то жила совсем другую жизнь?