Заговор головоногих. Мессианские рассказы. Александр Бренер
Читать онлайн книгу.
напрасно искал.
А потом вдруг как хлынет поток дерьма, и ничего не останется».
5. Когда я это прочёл, у меня волосы на теле зашевелились.
Всё встало на свои места, мои глаза открылись.
Эта тень – тень поседевшего юнца – вмиг всё прояснила.
В этой тени мы с Роберто Боланьо совпали.
Между нами не осталось никаких различий.
Мы слились в одну эту тень – тень поседевшего юнца, говорящего из последних сил «нет» в ответ на доводы истории и рассудка.
Мы стали одним – не Роберто Боланьо и не Бренером Сашкой, – а этим юнцом, вставшим против грандиозного потока дерьма, называемого «историей», «культурой», «литературой», «искусством».
Седая тень, говорящая «нет» – ради какого-то «да», которое и формулировать-то не надо.
Просто «нет», а потом – тишина, землетрясение, молчанье.
Курение с Б. Л. и А. П.
В комнате тепло и накурено, а за окном западный ветер.
1. Мне было лет десять, когда я попросил курящего друга отца дать мне затянуться.
Он дал, я пыхнул – и свалился со стула.
2. Немного позже девчонки в парке Горького заманили меня выкурить с ними сигарету.
После трёх затяжек меня стошнило, а они смеялись. И вот, помню, эти девчонки в юбчонках ведут меня куда-то под руки среди деревьев.
А куда и что было потом, не помню.
3. Курить я так и не научился.
Но всё равно курил, когда был с людьми, которыми восхищался.
Я одуревал от их общества, как от никотина.
Самым главным был, конечно, Борис Лучанский.
Я уже писал о нём в «Житиях убиенных художников», но этого мало.
Под знаком Бориса прошла моя незрелость – и до сих пор проходит.
Он появляется во сне, и мы опять курим.
Я снова глотаю дым, давно улетевший в космос.
И опять мне становится дурно: я задыхаюсь от табачного облака, проникшего в лёгкие, задыхаюсь от блаженства быть с Борисом и от тоски, что он мне всего лишь снится.
Мгновение спустя я просыпаюсь, и сердце ноет.
4. Попытаюсь дать его словесный портрет, а уж оживёт ли он, задышит, пойдёт навстречу, позволит к себе прикоснуться, – не знаю.
То, что осталось от реального Бориса, лежит в Израиле, в городе Цфате, где живёт его вдова и где он умер от запущенной язвы желудка.
Там его рисунки, его кисти, его кости и, возможно, ещё что-то…
Но кое-что хранится и в моей черепной коробке.
5. Я уже говорил в другом месте, что Борис Лучанский был моим учителем, равви.
Каждое исходящее из его уст слово воспринималось мной как истина и как побуждение к поступку.
Учителя учат жить, а иначе они доценты.
Стоило Борису сказать: «Мне не в чем выйти из дома в эту дурную погоду», и я на следующий же день выносил из родительского дома старую, но раритетную куртку (её подарил отцу один канадец)