– Про конфеты спасибо, что напомнили.

      Сверкнув черными коленками, она поднялась, вышла в переднюю, пошуршала в пакете и вернулась с коробкой довольно дорогих шоколадных конфет.

      – Вот. Это вам.

      – Зачем? – пробормотал Панин. – Зачем тратились, вообще-то Настя?

      – Затем. Я хоть и деревенская, но понимаю, что с пустыми руками в дом не приходят. Держите. Это вам.

      – За какие такие заслуги? – уточнил он, приняв коробку. – Я же вам ничего хорошего не сделал.

      – Можете сделать, если захотите.

      – Товарищ… то есть госпожа Коровкина…

      – По мне лучше уж гражданка. Мне до госпожи еще шагать и шагать.

      – Ну ладно, пусть гражданка. Так вот, гражданка Коровкина, вы не вполне четко понимаете ситуацию, – проговорил Панин, вспомнив свои профессиональные обязанности. – У нас есть апелляционная комиссия, обращайтесь туда.

      – Ага, обращусь, – девушка невесело кивнула. – Прямо сейчас.

      Она снова села на диван.

      – Я не такая дура, какой вам кажусь…

      – Дурой вы мне не кажетесь, – автоматически перебил он.

      –…Я все уже узнала. Апелляции принимаются только по письменным работам.

      – По устным тоже, если постараться. Но…

      Федор Иванович Куценко-Шаляпин говорил, что не бывает неразрешимых проблем.

      Но у этой девчонки вряд ли было много денег.

      Будь их достаточно, она бы заранее наняла репетитора, после которого элементы школьной программы отщелкивались от зубов.

      И потому Панин промолчал.

      – Но кто у меня примет? – продолжила Коровкина. – Я все формулы помню наизусть – но тупо, как овца, объяснить ничего не могу. Что поделаешь, если в школе ничему не учили. Я же из деревни приехала.

      – Да я это понял уже, – смягчаясь, сказал он. – Еще там, на экзамене. Личико у вас слишком свежее для города.

      Панин упомянул лицо, но сам подумал про черные колготки со светлым платьем.

      – Ну так вот, – сказала Настя. –