Представь,

       что атомный кошмар

      двоится и дрожит.

      Земля пуста,

       как твой карман.

      А ты,

      допустим,

      жив.

      Удачлив,

       будто царь царей.

      Как финн, невозмутим.

      Ты выжил.

       Вышел.

       Уцелел.

      На всей Земле —

      один.

      Один среди песков и льдин, —

      куда б ни заходил:

      идешь —

       один.

      Заснешь —

       один.

      Печалишься —

       один.

      На этой лучшей из планет,

      разорванной, как нерв,

      законов —

       нет,

      знакомых —

       нет,

      и незнакомых —

      нет.

      Нет на Земле

      на все края,

      на длинные года

      ни захудалого кота,

      ни пса,

      ни воробья.

      Все выметено.

       Все мертво.

      От сквозняков

       храпя,

      пустые станции метро

      ждут

       одного тебя.

      И этот мир не обратим,

      никем не обратим.

      Поёшь —

       один.

      Идешь —

       один.

      И видишь сны —

       один.

      Ты сам —

      на шесть материков, —

      в дожди,

      в жару,

      в снега, —

      на все моря без берегов,

      на пароходы без гудков,

      на телефоны без звонков.

      (И даже нет

      врага.)

      Ты сам —

      на двадцать первый

       век…

      «Не надо!!

      Чур-чура!!»

      Зачем кричишь ты,

       человек?

      Ведь ты молчал

      вчера.