К ней всюду относились с уваженьем, —

      И труженик, и добрая жена.

      А жизнь вдруг обошлась без сожаленья:

      Был рядом муж – и вот она одна…

      Бежали будни ровной чередою.

      И те ж друзья, и уваженье то ж,

      Но что-то вдруг возникло и такое,

      Чего порой не сразу разберешь.

      Приятели, сердцами молодые,

      К ней заходя по дружбе иногда,

      Уже шутили так, как в дни былые

      При муже не решались никогда.

      И, говоря, что жизнь – почти ничто,

      Коль будет сердце лаской не согрето,

      Порою намекали ей на то,

      Порою намекали ей на это…

      А то при встрече предрекут ей скуку

      И даже раздражатся сгоряча,

      Коль чью-то слишком ласковую руку

      Она стряхнет с колена иль с плеча.

      Не верили: ломается, играет.

      Скажи, какую сберегает честь!

      Одно из двух: иль цену набивает,

      Или давно уж кто-нибудь да есть…

      И было непонятно никому,

      Что и одна – она верна ему!

      Женщина в силоновой пижаме

      Медленно захлопнула роман.

      Хрустнула холеными руками

      И завороженными глазами

      Посмотрела в сумрачный туман.

      Муж чертил, сутулясь у стола,

      А она под тихий шум метели

      Вновь, листая том, произнесла:

      – Вот ведь люди как любить умели!

      Ради милых уходили в бой,

      Ревновали, мучились, рыдали,

      Шли на плаху, жертвуя собой,

      Даже разум от любви теряли.

      Скажешь, я не труженица? Пусть!

      Но хочу и я, чтоб жгучий бред,

      Чтобы муки, чтоб мольба и грусть!

      Женщина я все же или нет?!

      И не хмурь, пожалуйста, бровей!

      С каждым днем в тебе все больше прозы.

      Что ты знаешь про огонь страстей,

      Про мольбу, страдания и слезы?

      Что могу я вспомнить из прошедшего?

      Где тот яркий взрыв в моей судьбе?

      Что ты сделал в жизни сумасшедшего?

      – То, что я женился на тебе…

      Двое ссорились, даже кричали,

      Потом устали в конце концов.

      Сердито