О, помнишь ли, давно, – еще детьми мы были –

      На шумном вечере мы встретились с тобой.

      Но этот шум и блеск нас нехотя томили,

      Мы вышли на балкон. Мы мало говорили,

      Нас ночь объяла вдруг отрадной тишиной.

      Сквозь стекла виделось нам бледных свеч

      мерцанье,

      Из комнат слышался нестройный гул речей;

      А в небе виделось горячих звезд сверканье,

      Из сада слышалось деревьев колыханье,

      Над ближней рощей пел влюбленный соловей.

      Я на тебя смотрел. Я чувство молодое

      Любовию тогда назвать еще не смел…

      Но я взволнован был в торжественном покое,

      Но я дышавшее безмолвие ночное

      Прервать ни голосом, ни вздохом не хотел.

      Чему-то тайному разгадки неизбежной

      Я с первым звуком ждал… Мгновение прошло.

      И вдруг я зарыдал, проникнут грустью

                                                            нежной,

      А в глубине души светло и безмятежно

      Такое полное веселие цвело.

      Прости, прости, поэт! Раз, сам того не чая,

      На музу ты надел причудливый убор;

      Он был ей не к лицу, как вихорь – ночи мая,

              Как русской деве – томный взор!

      Его заметила на музе величавой

      Девчонка резвая, бежавшая за ней,

      И стала хохотать, кривляяся лукаво

              Перед богинею твоей.

      Но строгая жена с улыбкою взирала

      На хохот и прыжки дикарки молодой,

      И, гордая, прошла и снова заблистала

              Неувядаемой красой.

      Глянь, как тускло и бесплодно

      Солнце осени глядит,

      Как печально дождь холодный

      Каплет, каплет на гранит.

      Так без счастья, без свободы,

      Увядая день за днем,

      Скучно длятся наши годы

      В ожидании тупом.

      Если б страсть хоть на мгновенье

      Отуманила глаза,

      Если б вечер наслажденья,

      Если б долгая гроза!

      Бьются ровно наши груди,

      Одиноки вечера…

      Что за небо, что за люди,

      Что за скучная пора?

      Я видел блеск свечей, я слышал скрипок вой,

      Но мысль была чужда напевам бестолковым,

      И тень забытая носилась предо мной

              В своем величии суровом.

      Курчавым мальчиком, под сень иных садов

      Вошел он в первый раз, исполненный

                                                         смущенья;

      Он