Майна-вира, майна-вира!

      Уголек чернее ночи,

      Островок – кусочек мира,

      Обособленный кусочек.

      Уголек кладем на тачки,

      Нагружаем до отказа

      И маячнице Наташке

      Улыбаемся чумазо.

      А Наташке три годочка.

      А Наташка симпатична.

      В честь Наташки три гудочка

      Капитан дает обычно.

      А над морем красотища!

      Солнце льется, как из чашки.

      И бездонные глазищи

      У маячницы Наташки!

      На этом маленьком острове птицы встают на зорьке.

      Иногда залетают в комнату, глупые до чего!

      Потом старика маячника будят не очень назойливо,

      Но все-таки очень настойчиво будят они его.

      Маячник сперва улыбается, а уж потом просыпается

      (Те, кого будят птицы, всегда просыпаются так).

      А солнце желтыми бликами по морю рассыпается,

      Большое новое солнце, как вычищенный пятак!

      И сразу встает Наташка, маленькая баловница,

      И тянется к деду, теплая, румяная после сна.

      А маленькая крапивница, желтогрудая птица,

      Запуталась в этой комнате и мечется у окна.

      Наташка берет крапивницу, теплый живой комочек,

      И слушает птичье сердце, и кажется ей,

      Что суматошное сердце сбивчиво очень

      Просит ее: «На волю! Скорее, скорей!»

      Наташка – как это утро. А утро похоже на детство:

      Море и небо синью выкрасили окно.

      Наташка уже умеет слушать чужое сердце.

      В больших городах не каждому взрослому это дано.

      А солнце неугомонное плавится и искрится.

      Птицы кричат крапивнице: «Боже мой, где ты была?»

      Так и живут на острове люди и птицы.

      Маяк тем временем светит. Вот такие дела.

      Маячнице Наташке три с половиной годика.

      В далеком детстве в городе видела трамвай.

      Она ко мне в каюту спокойно заходит

      И коротко приказывает: «Рисовай!»

      И я тогда рисую Карабаса-Барабаса.

      На бороду исчиркиваю полкарандаша.

      У Карабаса рожа невыразимо красная.

      Маячница Наташка смотрит, не дыша.

      Она глядит огромными синими глазами,

      Хватает рисунок, в клочья рвет.

      Швыряет на палубу, топчет со слезами:

      «Плохой, плохой, противный, вот тебе, вот»!

      Милая Наташка, маячникова дочка!

      Я вытру твои слезы, хоть мне они – мед,

      Поскольку для художника здорово очень,

      Когда он нарисует, а кто-то ревет!

      Внезапно налетел циклон.

      И вот уже вторые сутки

      Мотает маленькое судно,

      Свистит беда со всех сторон.

      А капитан плевал на страх,

      И, ошалевшие от качки

      И от старпомовской подначки,

      Стоят матросы на постах.

      А где-то в четырех стенах

      Не спит бывалый штурманяга,

      С