И вот восстало быстро из земли,

      Как испаренья ввысь восходят, зданье

      Громадное при гармоничных звуках

      Симфоний сладких и при пеньи нежном;

      То был высокий храм, вокруг него

      Пилястры и дорийские колонны

      С прекрасным архитравом золотым,

      Карнизами и фризами резными.

      Он пышно разукрашен был, а крыша

      Из золота чеканного была.

      Ни Вавилон, ни сам Каир великий

      В дни славы и величья своего

      Такого зданья не имели, чтобы

      Там поселить Сераписа[33] иль Бела[34],

      Богов своих, иль трон царей поставить,

      Как ни старались роскошью своей

      Египет и Ассирия друг друга

      Затмить. Стоял величественный храм

      В своей могучей высоте, а двери

      Вдруг распахнули бронзовые крылья,

      Чтоб показать внутри его обширность

      И совершенно гладкий ровный пол.

      С высоких сводов, магией искусной

      Подвешены, сияли сотни ламп,

      Как звезды, и светильники сверкали,

      Питаемые нафтой и асфальтом,

      И разливали свет, как бы с Небес.

      Туда поспешно вся толпа стремится,

      Изумлена; одни дивятся храму,

      Другие громко воздают хвалу

      Строителю. Он был давно известен

      На Небесах –  художник дивный, много

      Воздвигнувший роскошных, пышных храмов,

      Где Ангелы-властители царили,

      На тронах восседая, как князья:

      Сам Царь Царей их одарил той властью,

      Чтоб каждый в иерархии своей

      Блистательными воинствами правил.

      По имени известен он был также

      В Элладе древней; имя Мульцибера[35]

      В Авзонии[36] присвоили ему,

      Где миф сложился о его паденьи

      С Небес: повествовали, что Зевес,

      Разгневанный, столкнул его с хрустальных

      Зубцов небесной крепости, –  и вот

      С утра и до полудня, от полудня

      До вечера росистого летел он

      Весь долгий летний день, к закату ж солнца

      Скатился, как падучая звезда,

      На