Полиции нигде не требуется показывать пропуск, при, куда хочешь, инспектор так и сделал – обогнул прочие машины и подкатил совсем близко к траурному собранию.

      Когда они подошли, оказавшись в боковом зрении публики, многие их заметила, но среди повернутых голов, непонятно как, Дункан увидел только ее лицо.

      Инспектор что-то произнес и грустно вздохнул.

      – Извини?

      – На таких мероприятиях священник отводит на речь не меньше пятнадцати минут.

      – Мы просто отметимся и уедем.

      Он вовсе не планировал сводить присутствие к такому минимуму, решение возникло внезапно от появившегося вдруг внутреннего дискомфорта.

      Капитан деликатно преодолел неплотные ряды, бегло отметив «своих» – мэр, судья, прокурор – поздоровался кивком на ходу еще с кем-то, священник уже начал речь… а в пространстве между двумя белыми венками почти по центру образовалась узкая пустота, пригодная для двух роз на их твердых длинных стеблях.

      Красно-темные встали, вписавшись между светлыми композициями, словно необходимая, задуманная прежде деталь.

      Отшагнув назад, капитан заметил, что несмотря на траурные минуты, в некоторых лицах отразилось удовлетворение эстетическим результатом.

      Скоро, мелким втираньем обратно в ряды, он оказался за последними спинами, где его ожидал инспектор.

      – Весь цвет города, сэр. Постоим или будем двигаться?

      – Давай двигаться.

      Однако им помешал чей-то шепот:

      – Сэ-эр…

      Дункан повернул голову и увидел недалеко в заднем ряду Марту. Он подумал, речь идет о размене приветственными кивками, но та двинулась осторожными, маленькими шажочками.

      Дункан тоже сделал два шага навстречу.

      – Сэр, у нас сегодня в семь часов собираются, – произнесла женщина почти на ухо, – мадам просила вас быть.

      Сначала мелькнула мысль – отказаться, но тут же – что неприлично, и третья – можно просто не приехать, не ставя себя в условия объяснений.

      Дункан изобразил сжатыми веками знак, который легко было понимать и как «принято к сведению».