Дома был свой театр. Мелодрама с элементами трагикомедии и фарса.

      Персонажей поначалу было двое. Он и Она.

      Он учился в аспирантуре, писал диссертацию, ее только что приняли на работу на должность институтского юрисконсульта. Зайдя однажды за подписью какой-то бумаги в приемную ректора увидел у стола секретарши молодую женщину в цветастом шелковом платье. Она мельком на него глянула. Шатенка, красивые ноги, искрящиеся голубые глаза.

      – Зайдите позже, Цветков, – произнесла не поднимая головы от пишущей машинки секретарша. – У Рустема Нуриевича люди из министерства.

      Закрывая за собой дверь он скосил взгляд: незнакомка смотрела в его сторону…

      «Она явилась и зажгла», – отозвался на появление в коллективе Юлии Серегиной университетский сердцеед Должанский с кафедры фольклора народов СССР. Через секретаршу ректора Фиму Давыдовну разузнал кое-что о новенькой. Окончила год назад юридический, не замужем, живет где-то в Заречье с матерью.

      В университете новая юристконсультша бывала редко: бегала утрясая юридические вопросы по каким-то учреждениям, участвовала в судебных слушаниях. Появлялась ненадолго, юркала в директорскую приемную.

      – Дикарочка… – поигрывал импортной зажигалкой Должанский у раскрытого окна курилки в окружении жадных до сплетен сослуживцев. – Пора приручить…

      Думая много лет спустя, потеряв к тому времени интерес к жене, изменяя ей, Цветков приходил к выводу, что причиной, толкнувшей его к Юлии, был в первую очередь Должанской. Желание щелкнуть Стаса по носу: смотри, красавчик! Женщин завоевывают не джинсами «ливайс» из комиссионки и не лизанием промежности.

      Последнее обстоятельство, владение неизвестным большинству мужской половины университета французским приемом, как называл его Стас, было у него своего рода визитной карточкой.

      – Ревут как белуги, – похохатывал. – А ты фактически еще не начинал. Палка, как минимум, в запасе.

      Уверял: вкусив от французского