Опять в природе перемена,

      окраска зелени груба,

      и высится высокомерно

      фигура белого гриба.

      И этот сад собой являет

      все небеса и все леса,

      и выбор мой благословляет

      лишь три любимые лица.

      При свете лампы умирает

      слепое тело мотылька

      и пальцы золотом марает,

      и этим брезгает рука.

      Ах, Господи, как в это лето

      покой в душе моей велик.

      Так радуге избыток цвета

      желать иного не велит.

      Так завершенная окружность

      сама в себе заключена

      и лишнего штриха ненужность

      ей незавидна и смешна.

      Нас одурачил нынешний сентябрь

      с наивностью и хитростью ребенка.

      Так повезло раскинутым сетям –

      мы бьемся в них, как мелкая рыбёшка.

      Нет выгоды мне видеться с тобой.

      И без того сложны переплетенья.

      Но ты проходишь, головой седой

      оранжевые трогая растенья.

      Я говорю на грани октября:

      – О, будь неладен, предыдущий месяц.

      Мне надобно свободы от тебя,

      и торжества, и празднества, и мести.

      В глазах от этой осени пестро.

      И, словно на уроке рисованья,

      прилежное пишу тебе письмо,

      выпрашивая расставанья.

      Гордилась я, и это было зря.

      Опровергая прошлую надменность,

      прошу тебя: не причиняй мне зла!

      Я так на доброту твою надеюсь.

      Влечет меня старинный слог.

      Есть обаянье в древней речи.

      Она бывает наших слов

      и