Будет лучше.

      Просто. Бедно.

      Была – лучик,

      стану – ведьма.

      Пальцы длинные,

      словно сломаны,

      взгляды дымные,

      мысли тёмные.

      Была прозрачная,

      как родниковая,

      теперь незрячая,

      вся в лёд закована.

      Обломаются края,

      в проруби потонет

      непосредственность моя —

      сердце на ладони.

      Мне осень поднесла вина:

      как кровь, янтарь и снег – тройного.

      И это не моя вина,

      что рвётся сердце от такого.

      Я помню, что сама пришла

      в зловещий лес, в притон разбойный,

      ему внимала не дыша,

      а он был бледный и спокойный.

      Сама пришла, сама ложусь

      на стол, залитый алой кровью.

      Здесь смерть моя – я не боюсь,

      клянусь – не поведу и бровью.

      Там сразу разорвут на мне

      красивое льняное платье,

      и дело вовсе не в вине,

      и не в таинственном заклятье.

      – А перстень твой с мизинца снять,

      увы, никто уже не сможет, —

      мне говорила, плача, мать.

      (Жених пугал её до дрожи.)

      Под лезвием ножа сверкнёт рубин:

      мизинец упадёт мне на колени.

      Мне всё равно: жених, лишь он один —

      и смерть моя, и муж мой вожделенный.

      Мне осень поднесла вина:

      как снег, янтарь и кровь – тройного,

      и это не моя вина,

      что рвётся сердце от такого.

      Опять ты не дал мне напиться.

      Я не в обиде. Я привыкла.

      Опять неразличимой птицей

      Придётся в небе мне кружиться.

      Взмахну руками