Навечно осень в доме прижилась,

      там нету лет и зим, и нету вёсен,

      там каждая былинка горем налилась,

      а воздух там тяжёл и смертоносен.

      В моём роду русалки – все.

      Не зря в деревне люди нас боялись

      и сразу узнавали по косе

      из локонов, что змеями свивались.

      Я раньше очень мстительной была —

      я никогда виновных не жалела,

      волшебницей без сердца я слыла,

      и магией свободно я владела.

      А трое юношей меня пытались полюбить —

      расколдовать меня они хотели,

      пришлось их, бедненьких, убить,

      и я от крови чистой захмелела.

      Один лежит с ножом в груди,

      другой сокрыт в чащобе леса,

      его следочков не найти,

      а кости третьего разбросаны по плёсу.

      Три чистых сердца на моей груди

      сияют ярко, будто три рубина,

      и лучшего подарка не найти

      для моего седого господина.

      Два сердца я ему отдам,

      но утаю твоё сердечко,

      два сердца он подаст – гостям.

      Из твоего, пожалуй, сделаю колечко.

      В октябрьскую особенную тишь

      мне кажется, я слышу твои стоны,

      мне кажется, от неги ты кричишь,

      моей любовью истомлённый.

      Мой муж измены не простит,

      любовь преступную заметит,

      и он захочет отомстить,

      а я не побоюсь ответить.

      Я глаз своих не опущу,

      не заслонюсь в полупоклоне,

      я душу к Богу отпущу —

      зажгусь звездой на небосклоне.

      И ты меня благослови:

      остра любовь, как нож, и вечна.

      Ты берегись моей любви —

      горячей, строгой, бесконечной.

      Мой господин сорвёт с руки кольцо,

      но заглянуть в глаза уже не сможет

      и, наклонив холодное лицо,

      кольцо на веки мёртвые положит…

      …и тело хладное столкнёт

      ногою с ветхого помоста,

      и надо мною пруд сомкнёт

      потоки слёз прозрачного погоста…

      Мерцает солнце надо мной

      сквозь толщу вод неощутимо,

      и дни земные чередой,

      меня не задевая, мчатся мимо.

      Темнеет купол голубой,

      как ночь, опустится тревога.

      О возвращении домой

      и не мечтает старая дорога.

      В густом лесу среди берёз

      за изгородью из скелетов,

      в глуби пруда из чистых слёз

      исчезнет дом, не ведающий лета.