Когда – подале, когда – поближе —

      он слышит голос своей монады.

      Она, голубушка, лучше знает,

      зачем жильём себя наделила,

      почём ему эта боль зубная,

      которой группы его чернила.

      Свою решимость на красном, чётном

      и блок, всегда для него опасный,

      он ставит именно против чёрта

      во всех личинах и ипостасях.

      Он дарит миру с себя по нитке,

      мешая аду, поодаль рая,

      играя Гессе, Шекспира, Шнитке,

      судьбой и жизнью своей играя.

      Азарт и смелость сильнее тягот,

      но только это не те лекарства,

      пока Косая стоит на тяге

      и бьёт на выбор себе бекасов.

      А значит – верьте или не верьте —

      среди забот о любви и корме

      играть приходится против смерти

      в её отвратной и пошлой форме.

      Хотел бы стать не жрецом – скорее

      простым статистом его мистерий —

      но лишь бы вымпел единый реял

      над мистагогом и подмастерьем.

      Сыграть хоть тайм, непреложно помня,

      что в этой лиге хотят не славы,

      прийти хоть словом ему на помощь…

      Когда маэстро отправят в аут —

      играть без правил, играть без судей,

      ножу ответить своим дуплетом,

      отдав ферзя (да игру, по сути) —

      не горевать никогда об этом.

      А у надежды – чудна́я доля:

      она старается тихой сапой

      оставить оттиски на ладонях,

      пометить лица секретным крапом.

      Приметой блёклой и ненадёжной

      она кочует по всем обновам.

      Но мне она – на любой одёже

      звездой Давида, тузом бубновым,

      шевроном, бляхой и голограммой,

      значком партийца, цветами клана.

      И вот на прочных и многогранных —

      ищу отличку такого плана:

      пешком по будням, с горящей плошкой,

      (пространство – здешнее, время – наше)

      чтобы вести игру не оплошно,

      чтобы при встрече своих спознаша.