Боль взорвалась в плече, и я резко открыл глаза. Это меня парни пытаются поднять, я усмехнулся про себя. Ну-ну, пусть подымут. Я послушаю маты сейчас.

      – Проснулся он, ща порвет кому-то, что-то. Держись, робяты, – сказал шутливо голос рядом, и я, перехватив руку знакомого голоса, спросил насмешливо:

      – Тебе мало что ли рвал попу-то? Куда свою руку сунул мне на рану?

      Легко встаю с носилок и кладу на плечо Куржану ладонь, его лицо перекашивает от боли, и он едва успевает выговорить:

      – Силу тебе дала богиня немереную. Пошто слабых обижаешь?

      Фыркаю в ответ и киваю парням, что честно пытались приподнять носилки с других сторон, и они, уважительно оглядев меня снизу вверх, уже пошли с моими носилками к другим раненым. Куржан пошел рядом со мной и спросил обижено:

      – Что, так больно положил на рану руку?

      Вновь фыркаю и насмешливо замечаю:

      – Да ладно, я не обижаюсь, и ты не обижайся. Спасибо, что разбудил.

      Он кивает, вдруг настороженно улыбаясь и поглядывая по сторонам на всякий случай. Затем кивает в сторону командного пункта.

      – Смотри, там уже награды распределяют. Тебя опять наградят.

      Удивленно переспрашиваю:

      – Меня-то почто?

      – Так ты, почитай, чупановского командира и его помощников всех перестрелял. Они вон мертвые перед палаткой все лежат. Их специально отобрали от всех.

      Замечаю, как ротный выходит из палатки, и перевожу дух, как же он красив и статен. Узкие бедра и ровные ноги. Сжать бы эти бедра в своих руках и…

      – Тебя позовут на общем завтра, – говорит Куржан, киваю ему меланхолично.

      Вот если бы ОН мне вручил награду с завязью ленты на груди. Я бы отказался от золота. Как есть бы отказался. Мне самому за пятьдесят, на старости лет вот влюбился на свою голову. Да еще и в кого?! Ну как я мог?! Корил я себя каждую ночь, дроча себе в кулак и представляя, как я овладеваю стройным и молодым телом ротного.