Они нашли Элен на кухне, под неоновой лампой, та просматривала телепрограммку и курила.

      – Вкусно пахнет, – сказал отец, выдвигая стул и садясь. – Что мы сегодня едим?

      Элен стряхнула пепел и затушила сигарету. Она курила «Винстон». В пепельнице лежало что-то около двадцати пяти окурков. Антони не смел даже взглянуть на нее. Она была в очках для чтения – не слишком хороший знак.

      – Картошка, – сказала она. – С яйцами и салатом.

      – Отлично, – сказал отец. Потом обратился к Антони: – Ничего не хочешь сказать?

      Антони знал, что у нее должно было твориться внутри. Он через стол ощущал ее враждебность. Натянутое лицо, сжатые, почти невидимые губы.

      – Извини, – сказал он.

      Отец продолжил:

      – Знаешь, его по пути вырвало.

      – Как бы то ни было, больше ты по вечерам никуда ходить не будешь, – сказала мать.

      Она хотела сказать это каменным тоном, но посредине фразы осеклась. Отец спросил, все ли у нее в порядке.

      – Да. Просто устала.

      – Видишь? – сказал отец, призывая сына в свидетели.

      – Я тоже валюсь с ног, – сказал Антони. – Пойду спать.

      – Поешь сначала, – сказал отец. – Когда вкалываешь, надо есть.

      С этим не поспоришь. Антони сел за стол, мать подала ужин. Картофель был переварен, яйца липкие и пересоленные. Антони проглотил все в два счета. Отец, казалось, пребывал в отличном настроении, как всегда, когда рабочий день оставался позади. Или когда он чувствовал какую-то свою вину и предпочитал об этом не думать. Он принялся болтать о новых стройках. Для летнего времени это прекрасно, можно будет устроиться на полный рабочий день. Он и сам почти верил в то, что дела у него идут лучше некуда. Он спросил у матери, не осталось ли чего выпить. Она налила ему в большой стакан вина прямо из коробки.

      – Это все то же, с барбекю?

      – Да.

      – Неплохое, надо еще купить.

      – Думаю, не стоит покупать винище пятилитровыми баллонами.

      Отец одним махом залил в себя стакан, с удовлетворением вздохнул.