Коренная пустынь в октябре…

      Ещё ластится ветер, вздыхая

      В кроне клёна при тихой заре,

      В свете мягком игриво порхая.

      Отметая вселенскую грусть

      В озарении трепетной веры,

      Ищет в празднике осени путь,

      Чтоб войти в золочёные двери.

      С колокольни плывёт перезвон —

      Мелодично и так сокровенно;

      А цветы, будто в блеске корон,

      Улыбаются небу смиренно.

      Безответно струится река

      В одинокой дремотной печали.

      Лучик солнца, волнуясь слегка,

      Ускользает в манящие дали.

      Здесь отрадно душе в октябре,

      Когда ластится ветер, вздыхая

      В кроне клёна при ранней заре,

      В свете мягком невинно порхая!

      Ещё душист лимонный бергамот…

      Напоминает жизнь былого лета

      Упавший в низких тучах горизонт

      С полоской изумительного света.

      Ещё ласкает солнце в каждом дне,

      Щадящее тепло таится в море,

      Но помню, как в горячем полусне

      Я остаюсь на пепельном просторе.

      Ещё одна в прозрачной тишине

      Всё жду тебя, вздевая к небу руки,

      Так веря, что в лазурной вышине

      Избавит Бог от неизбывной муки!

      Ещё душист лимонный бергамот…

      Напоминает жизнь былого лета

      Упавший в низких тучах горизонт

      С полоской изумительного света.

      Солнце село в багряные тучи,

      Был безмолвен и пуст горизонт…

      Стали травы лугов так пахучи —

      Укрывал их туманности зонт.

      И в изысканном мягком покое

      Удивлял сладкозвучьем щегол.

      Не нашедши подружки на воле,

      Вспомнил слёзы седых маттиол.

      Как прижались они на лужайке

      От призывов раскатистых гроз,

      А он трелью любви, без утайки,

      Их отвлёк от несбывшихся грёз.

      Ввечеру опускались вниз тени —

      Не увидеть ковёр маттиол…

      Ароматом восторженной лени

      Этот цвет красоту превзошёл!

      В упоительной свежести ночи,

      Что приходит с усталостью дня,

      Вдохновенные грезятся очи,

      Ласки взгляд, дорогой для меня.

      Не стану осуждать я женщину за то,

      Что платьица бедны, – не для эстета!

      Ему