Открыв дверь и увидев перед собой выдающегося работника метлы и совка Митрофана Царскосельского, Потап Конакоевич пошевелил пепельными, как у застоявшегося мерина, губами и состроил из своих лицевых морщин и щетины недовольную мину:

      – А, это ты, Митроха. Чего пришёл? Небось опять с Коськой шаромыжничать собираетесь? Должок принёс? – Он шустро глазами пробежался с головы до пят по заиндевелой фигуре пришельца. – Баклажка при тебе?

      С недавних пор, а именно с июля прошлого года, пенсионер областного значения Кукиш считал, что Митрофан ему что-то должен. В тот день дворник Царскосельский, забредший на огонёк к своему товарищу по всевозможным напастям Касьяну Голомудько, выпросил у Потапа Конакоевича двухкопеечную монету. С её помощью он собирался позвонить из телефонной будки, что за три квартала, своей взыскательной начальнице Аполлинарии Семидолловне и предупредить её, что завтра он на работу никак не выйдет по причине, охватившей его глубокой душевной депрессии.

      Что-де врачи прописали ему успокоительные капли Морозова, лежачий режим и только положительные впечатления. На самом деле накануне Митрофану несказанно повезло. Он умудрился перехватить по случаю дюжину американских джинсов Levy’s, правда, особого вьетнамского раскроя, произведённого в удалённой деревушке где-то под бывшим Сайгоном, ныне городом Хошимин. Эти уникальные джинсы, которые можно было безбоязненно носить до первого дождя (гарантия стопроцентная), спекулянт Царскосельский рассчитывал толкнуть с прибытком на городском рынке.

      Телефонный аппарат общей доступности в коммунальной квартире дома №6/36 хронически не работал в связи с тем, что никто из жильцов за него платить не собирался. Каждый подозревал другого в злонамеренной привычке говорить больше положенного. По этой причине Митрофану и потребовалась эта злосчастная двухкопеечная монета.

      Дав монету, что делать он никак не хотел, пенсионер Кукиш успел-таки