Ах, она больная, тонкую папироску

      держит в зубах,

      У неё бледное лицо и румянец

      яркий на щеках.

      Я устал в любви казаться нескладным

      неучем

      И наши разговоры длятся без

      конца ни о чём…

      Не знаю, откуда сырая мгла

      Тяжёлою поступью подошла.

      Но я затеплил в лампе огонь,

      И стало в комнате так светло,

      Что я погрозил и сказал: – Не тронь!

      Тому, кто смотрел на меня сквозь стекло.

      Мне было уютно среди ковров,

      Потёртых вещей и любимых книг.

      Давно к одиночеству я привык

      И даром не трачу медленных слов.

      А здесь, не подумав, что ждёт потом,

      Хоть крепкий чай стоял на столе –

      И было мне так хорошо в тепле –

      Я пригласил Незнакомца в дом.

      Тут хлопнул ставень. Окно в поту,

      И резкий стук у моих дверей:

      – Открой и впусти! Скорей! Скорей!

      Я сырой и холодный, меня обогрей,

      Я не первую ночь ночую в кусту!..

      И телом тяжёлым на двери налёг,

      И с петель сорвал вполовину крюк.

      Но то романтика, милый друг,

      То мой обособленный уголок,

      Где незаметную жизнь веду,

      Читая на ночь Эдгара По.

      . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

      . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

      – Спи, усни, моя радость! – пели камни.

      В сыром тумане дремала столица.

      Ко мне подошёл старинный памятник

      Косными мыслями поделиться.

      И хотя мне было жутко и больно,

      И прыгало сердце, как птица в клетке,

      Я глядел на него с участьем, невольно

      Вспоминая газетные заметки.

      Ужели гибель твоя близка, и вещи,

      Наделённые Духом, живущие во вне,

      Умирают, мы с ними прощаясь трепещем,

      Когда остаёмся наедине.

      – Друг мой, старый, согбенный!.. Даже

      Жуткий немного, с птичьей повадкой,

      Стоявший годы в неподвижной страже,

      Ставший горькой, смутной загадкой, –

      Ты со мною в мокром сквере,

      Где падает жёлтый лист, где свет

      Фонарей слеп, где мысли гложут, как звери

      Падаль – и больше рассвета нет.

      Приходил к нам юный бог

      Винограда и веселья,

      Приходил на новоселье

      И уйти никак не мог.

      Мы венок ему надели

      Васильковый, голубой…

      Потянулися недели

      За весёлою гульбой.

      Подогретые вином,

      Мы слагали много песен.

      Мир казался, в основном,

      Радостен и интересен.

      Вожделенье нас влекло

      Делать глупости заране,

      Если девушки легко

      Танцевали