В другое время Матвеев стал бы настойчиво уговаривать своего отца, пусть не «кровного», но уважаемого и любимого, но сейчас он действительно был загружен делами. Из разных концов России прибывали делегации на Земский Собор; чиновники опрашивали дворян и бояр, торговых людей и стрельцов, шла тихая, но активная подготовка к войне, дела его полка нуждались в постоянном контроле, он с трудом освободил себе день для венчания.

      В порыве отчаяния молодой человек уже поздно вечером поехал к возлюбленной. Тимофей и Иоганн угодливо бросились к нему, низко поклонились, приняли коня. Мэри указала слугам помалкивать о её брачных планах и для подкрепления наставлений опять раздала по монетке, но между собой слуги всё знали: и про брачные планы, и про завещание госпожи Флоры – и приветствовали Артамона Сергеевича как будущего мужа хозяйки. Свежеокрещённая Евдокия сидела за вышиванием и болтала с Дарьей и Глафирой. В последние дни она боялась ложиться спать: днём дела отвлекали её внимание, а стоило лечь в постель, как являлись кошмары, порождаемые стыдом и страхом: её терзали, словно Евдокию Римскую, но мученица страдала за веру, а она – за отступничество.

      – Когда я выходила замуж первый раз, то хотела сшить красное платье, как большинство русских девушек, но матушка сказала: «красное – цвет шлюх».

      – Ерунда, – возмутилась Глаша. – Красное – красивое.

      – Ерунда, конечно. Я не стала спорить с ней из-за ерунды и одела белое – как Мария Стюарт.

      – А как вы венчались, если у вашей веры людей священника нет? – спросила Даша.

      Этот вопрос остался не выясненным, так как Артамон Сергеевич попросил обеих горничных выйти.

      Его поразил вид невесты. Молодая женщина похудела и выглядела совсем не радостно, под глазами лежали тёмные круги.

      – Что с тобой? – осторожно спросил он. Не обнял, не поцеловал, не обрадовался. Всё это не походило на их предыдущие встречи, и Мэри с обычной своей чуткостью мгновенно насторожилась.

      – Всё хорошо. А у тебя?

      – У меня плохо. Приехал отец, запрещает мне жениться.

      Она испытала ужас и одновременно какое-то мрачное удовлетворенье: так чувствует себя человек, который ждёт несчастья – и вот оно, наконец, случается. Кара за отступничество настигла её, и очень быстро.

      – А почему запрещает?

      – Не хочет, чтобы я женился по собственному выбору.