Стараюсь жить попроще, без утонков, –

      Сплошная трезвость, здравый смысл во всем…

      Вдруг – странный, тяжкий звук, как будто гонга

      Удар!.. И всё меняется кругом.

      Знакомый звук, как мир, больной и старый,

      Пронзительный, надрывный и лихой…

      Чайковский ждал такого же удара,

      Бетховен, будучи уже глухой.

      Толстой, насупленный, косматобровый,

      В биеньи жизни звук тот различал,

      И вздрагивал, и вслушивался снова,

      И вышла «Смерть Ивана Ильича»…

      У Чехова – «Вишневый сад»… У Блока

      Расцвел над бездной «Соловьиный сад»…

      Везде – куда ни глянь! – над одинокой

      Душой мечи дамокловы висят…

      И я, пигмей, живу и не горюю…

      Вдруг грянет гонг, и станет жизнь тесна,

      И хочется проклясть ее, пустую,

      Проклясть ее и прыгнуть из окна.

      До вечера влачится тупо время,

      Живешь в каком-то гулком колесе,

      Ругаешься и плачешься со всеми, –

      Другой и все-таки такой, как все.

      Как все, как все!.. Нет певческого дара.

      Я – пустоцвет… Ну что ж! напьюсь тайком

      И буду до надсады «Две гитары» –

      Мотив давнишний, затхлый, стертый, старый,

      Мне в уши занесенный ветерком,

      Себе под нос мурлыкать тенорком…

      Ровно в восемь меня ты встречала.

      Я бежал и не мог продохнуть,

      Наступая на цепи причалов,

      Изъязвивших песчаную грудь.

      Впрочем, «грудь» – устарело, избито

      Для земли, для воды, для песка…

      Я на прежних поэтов в обиде,

      Что посмели они истаскать

      Всё дотла, и всё выпить до краю,

      И беспечно мотать до меня

      То, что ныне во мне закипает,

      Улыбаясь, дразня и маня.

      Но и хуже мы муки выносим, –

      В зное лета и в вое зимы

      Мне осталось одно: ровно в восемь, –

      Точка в точку, – встречаемся мы.

      А в дурную погоду заочно

      Для тебя составляю я речь,

      Где любовно приветствую точность

      И рассчитанность времени встреч.

      Неделя протекала хлопотно.

      К субботе ты совсем раздряб.

      Пришел к реке, нырнул и – хлоп