Летом – мрачная закабаленность

      И девиз: «от всего отрешись!»

      А зимой, как ни странно, – влюбленность

      И в тебя, и в работу, и в жизнь.

      Дни серебряные, словно проседь.

      Век писал бы, но твой бубикопф,

      В сочетаньи с улыбкою, просит

      Прекратить сочиненье стихов.

      Над душой моей сложной и хрупкой

      Ты смеешься чуть-чуть, – почему

      И зову я тебя «острозубкой»

      И не сразу, не сразу пойму.

      Но у родственников – вечеринка,

      Где – веселье: ты в самый разгар

      Нарисуешь «поэта на ринге», –

      Так, для смеха вертящихся пар.

      И, следя за пунктиром рисунка,

      Очаруюсь тобою я сам.

      Я – мальчишка, держащийся в струнку,

      Как бы наперекор небесам.

      А когда под влияньем момента

      Все хохочут, виктролу скрутив,

      Ты велишь мне идти к инструменту

      И сыграть наимодный мотив.

      И в биеньи нерусского вальса,

      Сонни-бой и танго «Аргентин»

      Ты вселяешься вся в мои пальцы

      Над просторами клавишных льдин!

      Слов уж не было…

      Я

      Поникал,

      Как под градом доносов,

      И в пространство

      Ронял, –

      Клеветнической тучей гоним, –

      Так тягуче слова,

      Что казалось, –

      Н а в у х о д о н о с о р

      Слишком краткое слово

      В сравнении

      С каждым

      Моим.

      Я стою у забора. Сквозь воздух вечерний

      Долетает из дальнего сада симфония,

      Вероятно, продукт математики Черни,

      Виртуозности Листа, – Сальери агония.

      И какие созвучия! Чем обогреешь

      Их полет? Прикасаясь к ушам, холодят они

      До мурашек, до дрожи. И тянет скорее

      В освещенную комнату. Там благодатнее.

      Там и легче. А утром, когда, обозленный,

      Выбегаешь и щуришься, сутки прободрствовав, –

      Воспаленные веки на вязах зеленых

      Отдыхают от самого страшного, черствого.

      Для них, нелепо запоздавших,

      Создавших смуту вкруг меня,

      Я нахожу слова постарше,

      Чем