Пусть кто-то в ней жизнь узнает.

      Как сыщик, за ней примечает,

      А музыка тем и живет,

      Что нас к забытью приучает.

      И стынешь, за кресло схватясь,

      В тот час, как даруется ею

      Не с этими залами связь,

      А с будущей жизнью твоею.

      Картин не рисует, не лги!

      Знакомая, всё незнакома —

      Так мысли ее далеки

      От женщин, и счастья, и дома.

      О, вся забытье, благодать!

      Укор для тоски и неверья.

      И совестно к ней приплетать

      Дороги, поля и деревья.

      Озирая потемки,

      расправляя рукой

      с узелками тесемки

      на подушке сырой,

      рядом с лампочкой

      синей не засну в полутьме

      на дорожной перине,

      на казенном клейме.

      – Ты, дорожные знаки

      подносящий к плечу,

      я сегодня во мраке,

      как твой ангел, лечу.

      К моему изголовью

      подступают кусты.

      Помоги мне! С любовью

      не справляюсь, как ты.

      – Не проси облегченья

      от любви, не проси.

      Согласись на мученье

      и губу прикуси.

      Бодрствуй с полночью

      вместе, не мечтай разлюбить.

      Я тебе на разъезде

      посвечу, так и быть.

      – Ты, фонарь подносящий,

      как огонь к сургучу,

      я над речкой и чащей,

      как твой ангел, лечу.

      Синий свет худосочный,

      отраженный в окне,

      вроде жилки височной,

      не погасшей во мне.

      – Не проси облегченья

      от любви, его нет.

      Поздней ночью – свеченье,

      днем – сиянье и свет.

      Что весной развлеченье,

      тяжкий труд к декабрю.

      Не проси облегченья

      от любви, говорю.

      Жить в городе другом – как бы не жить.

      При жизни смерть дана, зовется – расстоянье.

      Не торопи меня. Мне некуда спешить.

      Летит вагон во тьму. О, смерти нарастанье!

      Какое мне письмо докажет: ты жива?

      Мне кажется, что ты во мраке таешь, таешь.

      Беспомощен привет, бессмысленны слова.

      Тебя в