Вот сижу на шатком стуле

      В тесной комнате моей,

      Пью вино напареули,

      Что осталось от гостей.

      Мы печальны – что причиной?

      Нас не любят – кто так строг.

      Всей спиною за гардиной

      Белый чувствую снежок.

      На подходе зимний праздник,

      Хвоя, вата, серпантин.

      С каждым годом всё прекрасней

      Снег и запах легких вин.

      И любовь от повторенья

      Не тускнеет, просто в ней

      Больше знанья и терпенья

      И немыслимых вещей.

      Скатерть, радость, благодать!

      За обедом с проволочкой

      Под столом люблю сгибать

      Край ее с машинной строчкой.

      Боже мой! Еще живу!

      Всё могу еще потрогать

      И каемку, и канву,

      И на стол поставить локоть!

      Угол скатерти в горсти.

      Даже если это слабость,

      О бессмыслица, блести!

      Не кончайся, скатерть, радость!

      Эти вечные счеты, расчеты, долги

      И подсчеты, подсчеты.

      Испещренные цифрами черновики.

      Наши гении, мученики, должники.

      Рифмы, рядом – расходы.

      То ли в карты играл? То ли в долг занимал?

      Было пасмурно, осень.

      Век железный – зато и презренный металл.

      Или рощу сажал и считал, и считал,

      Сколько высадил елей и сосен?

      Эта жизнь так нелепо и быстро течет!

      Покажи, от чего начинать нам отсчет,

      Чтоб не сделать ошибки?

      Стих от прозы не бегает, наоборот!

      Свет осенний и зыбкий.

      Под высокими окнами, бурей гоним,

      Мчится клен, и высоко взлетают над ним

      Медных листьев тройчатки.

      К этим сотням и тысячам круглым твоим

      Приплюсуем десятки.

      Снова дикая кошка бежит по пятам,

      Приближается время платить по счетам,

      Всё страшней ее взгляды:

      Забегает вперед, прижимает к кустам —

      И не будет пощады.

      Всё равно эта жизнь и в конце хороша,

      И в долгах, и в слезах, потому что свежа!

      И послушная рифма,

      Выбегая на зов, и легка, как душа,

      И точна, точно цифра!

      У меня зазвонил телефон.

      То не слон говорил. Что за стон!

      Что за буря и плач? И гудки?

      И щелчки, и звонки. Что за тон!

      Я сказал: «Ничего не слыхать».

      И в ответ застонало опять,

      Загудело опять, и едва

      Долетали