Русский Париж. Елена Крюкова
Читать онлайн книгу.
кем буду танцевать? Опять с медведем?
Шутка не вышла. Мадам Мартен пронзила Ольгу глазами.
– Со мной!
Поворот. Ганчо. Нога легким взмахом вонзается в воздух между бедер. Задрана юбка. Так удобней. Носок ловко рисует на полу очос, восьмерки. Восьмерка – знак бесконечности. Знак смерти, из которой рождается жизнь. Странная старуха, волшебная. Лицо молодое. Ласка горячих, сухих рук. Скользят по пояснице, по животу. Скользят по бедрам. О, да она лучше мужчины танцует! Она – лучше мужчины. Живот раскрывается розой. Резкое, сильное болео. Мах ногой назад. Потом – вперед. Ноги скрещаются. Ноги вспыхивают и горят. А глаза? Зачем глаза? Чтобы глазами – любить. Колдовство! Музыка обжигает локти, запястья. Сухие старые губы наполнились живой кровью, юной. Хотят поцелуя. Странное, страшное танго. Самое вечное в мире.
Две женщины, старая и молодая, танцуют тебя. Две женщины, два бокала с хорошим вином. Ни у той, ни у другой и в мыслях не было, чтобы…
Летят, вытянувшись, как птицы, два журавля, на диване. Обнимаясь, смеясь, на пол скатились. Танго – любовь стоя. Объятья – танго лежащих, счастливейших тел. Страшно все всегда впервые. Женщина целует женщину, и теплые губы обращаются в боль и прощенье, а язык – в вечный заговор. Голая грудь, голубка, просится в чашу голой ладони. Танго, ты ласка, последняя ласка. Последняя острая дрожь.
Семен Гордон шел на важную встречу. Пронизывающий до костей ветер, о, это плохо. Он давно кашляет; чертов туберкулез – семейная болезнь Гордонов; и у Анны в роду были чахоточные. Надо беречься. Надо хорошо питаться. Усмехнулся горько, плотней запахнулся в потертый плащ.
На те двести франков, что позабыл у них на столе приблудный шулер, они с Анной купили теплое пальто Нике и хорошую зимнюю обувь Александре. Остальные тратили на еду.
Але строго внушили: никогда не води домой незнакомых людей. Аля кричала сквозь слезы: а если человек в беде?! Анна заткнула уши и закрыла глаза.
Мир не давал ей писать стихи. Семья грызла ее стихи изнутри, выедала вдохновенье, как китайская крыса, накрытая банкой на человечьем животе, выедает кишки и желудок.
Семен понимал это. Что он мог сделать?
Шел на встречу с человеком важным и страшным. Уже ничего не боялся.
Знал, что попросят. Что – прикажут. Сколько – заплатят.
На улице Буассоньер, в Русском центре, лестницы – из белого мрамора, стены – из зелено-хвойного, из кроваво-мясного. Его встретили двое в темных пиджаках, в стерильно-белых рубашках. Провели в кабинет. За столом – грузный господин, башка как груша, щеки стекают на воротник мундира, глаза бешеные, белые, ледяные.
Не господин, а – товарищ.
Там, в СССР, все – товарищи. А в Париже?
– Товарищ Гордон? Здравствуйте.
Семен шагнул вперед.
– Мы знаем про ваши успехи. Вы молодец. В Кремле внимательно изучают все ваши бумаги. Вы оказываете нам неоценимую помощь.
Семен наклонил голову. Внутри все дрожало.
– Спасибо.
– Где же ваше «служу трудовому народу»?
– Служу